Один удар – хруст – пальцы разжались. Солдат швырнул второго ребенка мужчине, тот кивнул в сторону бараков:
– В мастерскую.
Дети цеплялись друг за друга, захлебывались плачем, но их уже тащили прочь от мамы, от жизни и от детства.
Мать рухнула на колени, цепляясь за его сапог, будто это была последняя нить, связывающая ее с детьми.
– Пожалуйста! – ее голос разрывался между рыданиями и криком. – Верните их! Отпустите меня к ним! Я сделаю все, что угодно!
Мужчина замер на мгновение – не из жалости, а словно рассматривал интересный биологический экземпляр. Потом резко дернул ногой, отшвырнув ее в грязь.
– Пошла прочь, грязная потаскуха! – бросил он со скучающей гримасой, доставая из кармана белоснежный платок. Начал протирать перчатки. Потом – сапог, которого она коснулась. Будто стирал не грязь, а саму память о ее существовании.
Затем развернулся и ушел спокойной, размеренной походкой – туда, куда увели ее детей.
Лишь позже Альма и другие узнают: это был – Йозеф Менгеле «Ангел смерти».
Человек, который будет улыбаться, слушая, как ломаются кости ребенка. Который разложит близнецов на столе, как два зеркальных препарата, и начнет искать различия. Который зальет детям глаза чернилами, чтобы «изменить» их цвет, и оставит умирать в бочке из-под химикатов.
Но сейчас он просто вытирает руки. И свистит мотив «Симфонии №40».
Когда к ним подошла та самая белокурая женщина, воздух словно пропитался льдом. Альма сразу узнала ее – ту самую, что стояла на платформе рядом с тем, кто увел близнецов.
Она двигалась легко, почти грациозно, контрастируя с ощетинившимися овчарками на поводках, которых вели солдаты. Собаки рвались вперед, обнажая клыки, слюна капала на землю, оставляя темные пятна на сером гравии.
– Марш! И не вздумайте отставать! – ее голос прозвучал резко, как удар хлыста.
Они двинулись к железным воротам. Альма подняла глаза и прочла кованую надпись: “Arbeit macht frei”. «Труд освобождает» – перевела она про себя, и что-то холодное сжалось внутри.
Когда ворота со скрипом закрылись за ними, перед глазами открылся кошмарный пейзаж: ряды одинаковых серых бараков, напоминающих скотные дворы. Колючая проволока под током, мерцающая в тусклом свете. И то здание – больше других, с массивными трубами, из которых валил густой, жирный дым.