При благоприятном раскладе, если вёсла и уключины оказывались в порядке, группа отправлялась на поиск свободной стоянки, где её уже с нетерпением поджидали голодные комары. Всех этих людей, с добродушными улыбками, мечтательными глазами и неизбывным энтузиазмом, отличал один и тот же маниакальный синдром – они были неизлечимые романтики.
Новое время предоставляет новые возможности. Теперь, когда систему озёр Валдайской возвышенности опутала сеть условно проезжих дорог, романтики уже пользуются собственным транспортом.
До упора загружена «Нива»,
и багажник подвязан горбом.
Ничего, что погода дождлива
или снег не дотаял кругом.
Помолюсь. Ключ на старт, и дорогу
освещу в предрассветной ночи.
Растворят понемногу тревогу
восходящего солнца лучи.
Берег ждёт! Путь не кажется долог
и не тесно в машине душе;
через час приближается Волок,
через два – мы во Ржеве уже!
Ожидаю знакомую бровку,
где на Бахмутово поворот.
Здесь планируем остановку -
не спеша пожевать бутерброд.
Дальше будут развилка, Сорога,
Кравотыни колодезный плеск
и разбитая «в доску» дорога,
и загадочный озера блеск.
Городскую заброшу походку,
поцелую весь берег взасос,
распакую моторную лодку
и достану бывалый насос.
Некоторые пассажиры «звездолёта» считают, что прекрасно только утро любви. Но, пожалуй, для настоящей любви любое время не помеха. Истосковавшаяся в тесной квартире после долгой зимней ночи душа слёзно и настойчиво просит хозяина вывезти её на природу. Она снова и снова переживает врезавшиеся в сознание фрагменты воспоминаний. Словно наяву возникает густая темнота в замкнутом пространстве палатки и слабый отсвет в верхней части восточной стороны – пора вставать. Подключается осязание, и ладонь без труда распознаёт в условном месте контуры очков, ножа и фонарика. Душа с нетерпением наблюдает, как хозяин выбирается из спального мешка и принимает позу удобную для перехода в вертикальное положение. Скрипнет змейка спального отделения палатки и луч фонарика, неуверенно скользнув по прихожей, упрётся в ботинки. Ещё полусонное тело покидает условно защищённое пространство и напряжённо вслушивается в мёртвую тишину. Её разрывает одинокий негромкий вскрик птицы, сразу застыдившейся бестактностью своего выкрика, и тонет в неловком ожидании ответа. Фонарь выхватывает застывшие силуэты морщинистых стволов сосен, колючие лапы елей и изогнутые в незаконченном танцевальном движении ветви кустов, среди которых в гармоничном единении расположилась кухонная палатка и другая туристическая утварь. Таёжный костёр, уложенный на ночь специальным образом для исключения возможности возникновения лесного пожара, выдаёт своё присутствие бесшумной струйкой дыма.