Энтропия реальности - страница 24

Шрифт
Интервал


.

Он не спас её. Он не смог. Он сбежал. Оставив её в её личном аду. С жалкой запиской и пакетом еды. Ничтожный, беспомощный жест. Но другой возможности не было. Вина грызла его изнутри, острая и беспощадная. Он нашёл Настю живой. И это оказалось самым страшным, самым душераздирающим адом из всех. Это была смерть души при живом теле. И он был бессилен. Он дополз до дивана. Достал тетрадь. Рука дрожала, но всё-таки Саша вывел размашистым, неровным почерком:

Я погиб. Как? Не знаю. Настя жива. Сломана горем. Разруха в доме. Алкоголь? Таблетки? Искушение остаться, помочь, заменить его. Отказ. Принцип: Не нарушать её горе, её связь с НИМ. Оставил еду, воду, записку. Ушёл. Чувство вины и бессилия. АД.

Он бросил ручку. Закрыл глаза. Перед ним встало её лицо – в тот миг ослепительной, наивной надежды, когда она прошептала «Са…?». И её лицо в следующее мгновение – искажённое ледяным разочарованием и болью. Он не был её Сашей. Он был Призраком. Вестником чужих трагедий. И его путь через зеркала без отражений только начинался, усеянный осколками разбитых сердец.

Глава 5: Чужое счастье

.

Боль от прыжка в другой мир снова пронзила Сашу. Мир выбросил его из темноты перехода не на землю, а прямо в густой куст сирени. Колючие ветки хлестнули по лицу, оставив царапины. В нос ударил запах пыльных листьев и увядших цветов. Саша рухнул на колени в мягкую, мокрую от недавнего дождя землю. Его мутило. Желудок был пуст, желчи не было, но тошнота выворачивала его наизнанку, заставляя судорожно сжиматься. Голова гудела, словно в нее вбили гвоздь, в висках стучало в такт бешено колотящемуся сердцу. Он вцепился руками в холодную, мокрую землю, впиваясь пальцами в вязкую грязь, пытаясь ухватиться за что-то реальное, пока качающийся мир вокруг не перестал двоиться.

Он был в саду. Чужом саду. Небольшом, но ухоженном. Ровные грядки с подвязанными помидорами и огурцами, кусты смородины, усыпанные почти спелыми ягодами, клумба с яркими, чуть поникшими после дождя бархатцами. Вдалеке виднелся дом – не хрущевка, а крепкий кирпичный коттедж в два этажа, с террасой, увитой виноградом. Воздух был чистым, пахло мокрой землей, зеленью и… свежей выпечкой? Откуда-то доносился этот теплый, уютный запах хлеба. И звуки. Детский смех. Чей-то возглас: «Папа, смотри!»