детьми. Боль ударила Сашу в самое сердце, острая и глубокая, как нож. Он вжался в куст, чувствуя, как земля холодеет под коленями, как слезы подступают к глазам. Это был не тот мир, где она сияла рядом с его богатым двойником. Это было что-то иное. Более… обыденное. Более настоящее. Более жестокое. Здесь не было знаменитого художника. Здесь было простое человеческое счастье. Семья. Дом. Дети. Все, о чем они мечтали. Все, что
он не смог ей дать. Все, что здесь подарил ей
другой.
– Мама! Смотри, как я могу! – закричал мальчик и неуклюже перекувырнулся через мяч, шлепнувшись на траву.
– Ванечка, осторожно! – крикнула Настя, но в голосе не было страха, только легкое предупреждение и смех. – Не порви новую рубашку!
– Молодец, сынок! – громко сказал мужчина, откладывая гаечный ключ. – Почти как папа в молодости!
– Папа врет! – засмеялась девочка, показывая пальчиком на отца. – Бабушка сказала!
– Ой, Настенька моя предательница! – мужчина вскочил, подхватил девочку на руки и закружил. Она визжала от радости.
Настя улыбалась, глядя на них. Потом ее взгляд скользнул в сторону, прямо на куст, где прятался Саша. Он замер, вжался в землю, сердце замерло. Увидела? Узнала? Но ее взгляд был рассеянным, задумчивым. Она смотрела сквозь куст, куда-то вдаль, на забор. Никакой искры узнавания. Ни капли того тепла, что было в ее глазах, когда она смотрела на мужа или детей. Просто мимолетный взгляд в пустоту. Потом она повернулась и ушла в дом, наверное, проверить тот самый пирог, запах которого витал в воздухе.
Саша остался сидеть в грязи, дрожа от холода и потрясения. Его не узнали. Совсем. Она посмотрела на него, как на пустое место. Как на часть пейзажа. И почему-то это ранило сильнее, чем презрение в мире художника или страх в мире войны. Здесь не было ненависти. Не было отторжения. Было… полное безразличие. Он был никем. Пылинкой. Неважной деталью в ее идеальной, счастливой жизни.
Они дома, в своей хрущевке. Настя кормит Булочку с руки кусочком сыра. «Вот, гляди, Саш, она так смешно жует!» Она строит рожицу, подражая собаке. Булочка виляет хвостом, тычется носом в ладонь. Он снимает это на телефон, смеясь: «Два клоуна у меня!» Она бросает в него подушку: «Сам клоун!» Потом подходит, обнимает сзади, кладет голову ему на плечо. «А серьезно, Саш… Мы когда-нибудь… вот так? С детишками? В своем доме?» Он поворачивается, целует ее: «Обязательно, солнышко. Я обещаю». Она прижимается к нему, и в ее глазах – полная вера в это будущее.