Накатила знакомая волна боли, что аж закололо в сердце. Не острая, как в первые месяцы, а ноющая, постоянная. Он отвернулся. Привык. Дышал. «Нормально. Все нормально». Слова звучали фальшиво даже у него в голове.
В небольшой и тесной кухне он поставил чайник. Достал пачку дешевого растворимого кофе – Настя терпеть не могла растворимый, варила только молотый. Пока вода грелась, открыл полупустой холодильник. Пачка сосисок, кусок сыра с засохшими краями, три яйца, банка соленых огурцов, пачка сливочного масла. «Настоящий пир», – подумал он с горькой усмешкой. Достал сосиски, два яйца. Быстро пожарил на старой сковородке. Нарезал кусок черного хлеба, положил тонкий ломтик сыра. Ужин готов. Без изысков. Без радости.
Он сел за кухонный стол, заваленный старыми газетами, пустой пачкой от чая и коробкой от пиццы недельной давности. Ел молча, глядя в окно на темный двор и светящиеся окна соседних домов. Внизу, под навесом, курили соседи – их голоса и смех доносились приглушенно, обрывками фраз о работе, футболе, ценах. Жизнь шла своим чередом. Его жизнь тоже. Монотонная. Предсказуемая. Просто выживание. День за днем.
Звонок телефона. Врач. Голос строгий, но сожалеющий. Сообщил, что Настя попала в аварию. Саша мчится на своей старой «Ладе», руки трясутся, сердце колотится. Впереди мигалки скорой. Он обгоняет, видит перекресток, черный внедорожник, смятую «Газель» с красным крестом… Потом – приемный покой. Яркий свет. Запах лекарств и крови. «Тяжелая травма головы… перелом позвоночника и почти всех костей… внутреннее кровотечение… операция… подпишите согласие…» Его дрожащая рука. Бесконечный коридор. Палата реанимации. Её маленькое, изуродованное тело под простыней. Бледное, еле узнаваемое лицо. Писк мониторов. Его рука на ее холодной руке. Шепот: «Держись, солнышко. Я здесь». Дни. Недели. Надежда. Отчаяние. Тишина. Прямая линия на мониторе. Рука врача на плече. «Мы сделали все… Соболезнования…»
Саша резко отодвинул тарелку. Не доел. Ком в горле стоял колом. Он зажмурился, сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. «Прошло. Живи. Сейчас. Здесь». Он встал, подошел к раковине, плеснул себе в лицо холодной воды, смывая слезы. Удивительно, что у него вообще остались слезы, он думал, что уже все их выплакал. Взгляд упал на недорогие электронные часы. Без двадцати восемь. Вечер только начинался.