Боже, откуда взялся Габриэль? Он был мимолетным увлечением, напоминаю я себе. Мимолетное римское увлечение, легкое, как тирамису.
Так. Мы, вообще-то, собираемся в вагон-бар. Я предполагаю, что проведу там много времени, за столиком на одного.
Может, мне сначала переодеться? Привести себя в порядок?
Я чуть наклоняюсь, чтобы бегло осмотреть себя на зеркальной панели барной стойки. Мои волосы, обычно каштановые, сейчас выглядят как светлый ореол – с ума сойти, как быстро они выгорели на итальянском солнце. Раньше им были привычнее лампы дневного света, а не бесконечные прогулки по випассане. Кроме того, в великолепные весенние дни, до ретрита, я гуляла по Риму в свободное время, когда Джиневра писала и не нуждалась в моих рассказах. Разумеется, я загорела. Такого загара у меня не было с детства, когда я проводила лето, катаясь на лодке по озеру Орчард с Максом и моей лучшей подругой Кэролайн.
Я разглядываю россыпь веснушек у себя на носу, зеленые глаза, удивительно мягкие и отдохнувшие, уши, которые немного оттопыриваются, что теперь кажется мне очень милым, хотя в детстве меня за это дразнили (особенно много шуток было под Рождество, про эльфов). На мне нет макияжа, я одета в легкое белое хлопковое платье и джутовые эспадрильи на платформе, которые добавляют четыре необходимых дюйма к моим пяти футам и двум дюймам роста. А еще есть свисток, который выглядит почти как крутое ожерелье. До меня доходит, что я выгляжу иначе, чем в те времена, когда была ведущей новостей и справлялась с пятнадцатью задачами одновременно: бледная, застегнутая на все пуговицы в строгом костюме-футляре, с алой помадой на губах. Я улыбаюсь самой себе, довольная тем, что улыбка наконец-то появляется и в моих глазах. Я вижу на своем лице годы – все тридцать три, представленные новыми паутинками морщинок. Но одновременно вижу маленькую девочку, которая проводила лето босиком, живя в своем воображении гораздо больше, чем в реальности. Я понимаю, что именно этим занималась последние десять дней – жила в воображаемом мире. И у меня складывается ощущение, что поезд – продолжение этого мира иллюзий.
Три последних дня понарошку, прежде чем мне снова придется столкнуться с реальностью.
Я киваю Марко, внезапно осознав, что он наблюдает за мной.
Марко выходит за дверь, и я следую за ним по коридору, мимо дверей из красного дерева, снова переносясь на сто лет назад. После короткого пути, миновав соединительный блок, мы останавливаемся перед табличкой с надписью «Вагон 3674». Вагон-бар. Я захожу внутрь и оказываюсь перед рядами великолепных бархатных диванов и пуфиков, обитых роскошной синей тканью с принтом «зебра». Сверкающая латунная фурнитура, шикарные темно-синие шторы и уже ставшее привычным глянцевое дерево, каждый дюйм которого отполирован до блеска, лакированные столики. По обе стороны от бара стоят буфеты с закусками, а фотограф делает снимки винтажной камерой