Грусть - страница 2
Если бы кто-то посмотрел вверх, он увидел бы эту птицу – яркую точку неподвижности, застывшую между мгновениями, как знак, что время здесь потеряло привычный ход.
Может быть, где-то внизу Химари смотрела на неё – но даже её взгляд не мог нарушить этого волшебного затишья, где всё живое словно растворилось в мягком тумане, сплетённом из света и тишины.
Коридор школы растянулся впереди, окутанный мягким, почти прозрачным туманом. Утренний свет, пробиваясь сквозь широкие окна, струился бледными полосами на холодный кафельный пол. Всё вокруг было приглушённым, словно пространство замедлилось и застыло в полусне.
Тонкая фигура девочки медленно уходила в глубину коридора, превращаясь в силуэт – длинные чёрные волосы спадали ровной линией до середины спины, её тёмно-синий школьный костюм с красной ленточкой едва различим в полумраке. На шее свисали чёрные наушники, словно тихие хранители её одиночества.
Руки свободно свисали вдоль тела, движения были неторопливы и без усилия, будто она плыла сквозь воздух, а не шла по полу. Её шаги не нарушали покоя – звук гулко умирал в тишине коридора, не оставляя следов.
Кажется, этот коридор – не просто путь к классам, а место, где время прячется и растворяется, где прошлое и настоящее встречаются в тумане безмолвия.
Класс двигался в безмолвном хореографии, словно механический балет, где каждый ученик – часть сложного часового механизма, отточенного до совершенства. Тетради раскрывались с идеальной синхронностью, страницы перелистывались одновременно, а головы поворачивались к окну, словно их манила невидимая нить света.
Солнечный свет просачивался сквозь окна слева, отбрасывая длинные, тонкие тени, которые вплетались в ткань времени, создавая зыбкий узор на деревянных партах. Свет и тень играли в молчаливый танец, подчеркивая застывшую точку пространства, где всё было одновременно живым и безжизненным.
В центре этого безмятежного водоворота неподвижности сидела Химари – её бледное лицо отражало лёгкую усталость, а большие тёмные глаза, казалось, уставились в бесконечность, пронзая ту тишину, что висела между движениями одноклассников. На шее болтались чёрные наушники, немые свидетельства её отчуждения.
Она оставалась неподвижной островком в море синхронных волн, её взгляд не следовал за чужим ритмом, а утопал в собственных глубинах, где время растекалось, теряя привычные формы. В этом пространстве, где всё двигалось в унисон, Химари была тенью – замершей, но наполненной невыразимой глубиной, словно перелом света в хрустале застывшего мгновения.