Но кисть всё ещё лежала в его руке. И он понимал – она ключ к спасению и гибели одновременно.
В этот момент в дверь постучали. Это была полиция.
– Мы хотим задать несколько вопросов, – сказал офицер, когда Карлос открыл.
Они пришли не просто так – исчезновение девушек вызвало подозрения, и последние свидетели видели их именно в мастерской художника.
Карлос почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он понимал, что должен объяснить всё, но как объяснить нечто, что кажется безумием?
– Я не могу объяснить, – тихо сказал он, – но я не виноват. Я лишь рисую.
Полиция записала его слова, но взгляды офицеров были полны недоверия.
Карлос вернулся к работе. Он понимал: тонкая кисть – это не просто инструмент, а символ его судьбы.
Он должен был найти способ остановить исчезновение девушек, иначе потеряет себя и всё, что ему дорого.
Он пробовал менять технику, рисовать быстрее, медленнее, делать наброски вместо деталей – но страх не отпускал.
Он понимал: только через понимание этой грани между творчеством и разрушением он сможет выйти из тьмы.
В тишине мастерской Карлос заметил, как тонкая кисть лежит на мольберте. Она была такой хрупкой, но в то же время мощной – орудием, через которое он влиял на судьбы других.
Он взял её в руки и с тихой решимостью сказал себе:
– Настало время понять, где проходит граница.
5. Чертеж растворения
Карлос сидел за своим столом в мастерской, окружённый разбросанными набросками и полустёртыми рисунками. Перед ним лежал чистый лист бумаги – теперь уже не холст, а бумага. Он решил сделать что-то новое: не просто рисовать натуру, а попытаться понять механизм того, что происходило с его моделями.
Его мучила одна идея, почти навязчивая – как будто где-то существует чертёж, схема, которая описывает процесс исчезновения, растворения девушек из реальности в плоскость картины. Он чувствовал, что если сможет вывести её на бумагу, понять структуру, сможет спасти Лауру и остальных.
Карлос взял карандаш и начал медленно выводить линии, словно собирая загадочный пазл. Линии переплетались, складывались в сложные узоры, пересекались в неожиданных местах.
Он чувствовал, что эти линии – не просто линии. Это границы, которые он рисовал на холсте, и которые как будто становились ловушкой для живой души.
В своих мыслях он сравнивал их с лабиринтом, из которого нельзя выбраться, и каждый штрих – с капканом, который всё сильнее сжимает своих пленников.