– Природа всегда уходит только для того, чтобы снова появиться, – сказала она, проводя пальцем по цветной карте на стене.
Сора слушал, но видел лишь, как солнечный луч склонился во дворе на горшок с базиликом, и это казалось ему куда более важным явлением, чем любые слова. За окном кто-то из учеников пробежал по дорожке – в его башмаках застрял клочок синей травы. Чуть позже прозвенел звонок, который по странной случайности напоминал отдалённый хриплый крик моряка.
Дети с нетерпением ждали, когда придёт учитель истории: о нём долго ходили слухи, будто он умеет читать облака на небе, словно страницы старых летописей. В этот день вместо ворчливых моралей он вышел к двери с куском мела в зубах и спросил, кто видел новую тропу за скотом. Несколько человек подняли руки, рассказывали, что в канаве на рассвете слышали свистящий звук – подумали сначала, что это разгулялся шакал.
Старик расспрашивал, не изменилось ли движение воды, не потерялся ли кто-то из домашних животных, не нашли ли камешки странной формы у моста. Дети вспоминали детали, которых обычно не замечали: сломанная ветка кизила, стая гусей, что кружит ниже обычного, и даже то, что деревья позади школы переместились на шаг – так утверждали двое младших, добавляя, что каждое утро ворота теперь скрипят иначе.
После занятий Рин принесла домой пакетик сушёных груш, заявила:
– Сушить надо всегда заранее, если чувствуешь перемену – так бабушка говорила.
Мать перекладывала на столе яблоки и в промежутках между движениями бросала взгляд на календарь, где чёрным было отмечено только начало следующей недели.
Отец осторожно разбирался с починкой калитки, отбивая ритм молотком, который разносился по всему двору, словно метки времени. Бабушка заваривала траву и, прихлёбывая чай из маленькой чашки, без слов угощала всех, кто заходил к ней на тёплое слово.
Вечером семья собралась в комнате с низкой лампочкой, свеча дрожала, доставляя свой свет на потолок в хаотичных пятнах. Дед сел у входа, рассказывал истории про то, как двадцать лет назад было похожее лето, только тогда туман держался дольше и даже кошки зарывали молоко в землю.
– Остров перед каждым переменами ведёт себя, как человек, – мягко заключил он. – Сначала молчит, потом медлит, а потом вдруг решает, что пора сдвинуться с места.