– Всё в порядке?
Он глубоко вдохнул: тёплый хлебный запах смешался с холодным озоном, и в этом контрасте вернулось равновесие. Танака тем временем щёлкнул кнопкой, и паровой столбик исчез, будто втянутый невидимой воронкой; мужчина улыбнулся журналистке из городского радио, стоявшей рядом с микрофоном, и та записала пару быстрых заметок. Директор объявил, что демонстрация окончена, и дети могут разойтись. Сора подождал, пока толпа рассосётся, потом пошёл к прибору, который теперь уже заносили в фургон. Он увидел, как невольно дёргается на ветру сорванный с дерева лист, но не придал этому значения. Харука догнала его:
– Это была проверка, больше для взрослых, не для тебя. Не позволяй им заставить себя бояться.
От этих слов стало легче, но только на миг. Он пошёл к берегу, где висели тяжёлые сосновые ветви; там можно было спрятаться от людских глаз. На тропинке встретил деда Мицуо, который нёс на спине связку веток. Старик остановился:
– Сегодняшний воздух пахнет незрелой грозой. Это не к добру, если начинают играть с детьми ради науки.
Сора прошёл мимо, не зная, что ответить. Дойдя до полузаросшей поляны, он сел на мокрый камень. Руки дрожали не от холода, а от внутреннего толчка, который прибор вырвал будто горсть нитей из его невидимой связи с небом. Он закрыл глаза и попробовал представить себе безоблачное небо – ровное, как озеро в безветрие; но в голове возникло чёрное сплетение ветвей и вспышка молнии. Вдруг где-то поблизости щёлкнула сухая ветка. Он поднял глаза: на поляне стояла Мию, прижимая к груди коробку с цветными мелками.
– Я рисовала там, где не видно со двора, – прошептала она. – Хотела подарить тебе мелок, который вызывает солнце. Но думаю, тебе нужнее цвет дождя.
Она протянула брусочек нежно-серого оттенка. Он взял его, и пальцы наполнились странным теплом. Мию посмотрела на его ладонь, потом тихо сказала, будто читая мысли:
– Если ты чувствуешь небо, оно не обязано подчиняться приборам.
С этими словами девочка ушла, оставив в воздухе еле уловимый запах лавандового мела. Сора положил брусочек в карман, встал и медленно зашагал домой. Дорога петляла между старых хижин; дымы очагов поднимались, как тонкие перья, и исчезали в низких тучах. Люди зазывали друг друга к ужину, а он слышал только мерное постукивание крови в висках. Возле дома его встретил отец. Тот стоял на крыльце, будто охраняя вход, и руки его были опущены по швам.