Он раскрыл медальон и позволил мне прочесть строки, выгравированные внутри тонким, изящным почерком:
Пери, пери, позор мне,
Если я увижу земную жену,
И с нею пребуду удовлетворенным,
Или перестану вздыхать и тосковать по тебе.
(Persian Tales, translated by D.L.R. Lorimer and E.O. Lorimer and illustrated by Hilda Roberts, 1919).
Когда я поднял глаза, выражение его лица изменилось – взгляд устремился куда-то вдаль, за стены чайханы, за пределы Исфахана, словно через пространство и время.
– Мне было девятнадцать, – начал он тихо, – когда я увидел её на берегу Каспийского моря. Закат окрашивал воду в цвета расплавленного золота, и она стояла по щиколотку в волнах, с крыльями, сотканными из вечернего света.
– Вы видели настоящую пери? – спросил я, не в силах скрыть скептицизм.
Он улыбнулся, не обидевшись на мой тон.
– Каждый видит пери по-своему. Для одних она – лишь персонаж сказок, для других – метафора недостижимой красоты. Для меня она была реальнее всего, что я встречал до и после.
Он сделал глоток остывшего чая и продолжил:
– Она не говорила со мной, лишь смотрела глазами цвета горного неба. А потом развернулась и пошла в море, с каждым шагом уходя всё глубже, пока волны не сомкнулись над её головой. Я бросился следом, но нашел лишь пустую воду и перламутровую раковину на песке.
Старик осторожно закрыл медальон и спрятал его под одежду, ближе к сердцу.
– С того дня я отправился на поиски. Объездил весь Персидский залив, исходил берега Каспия, взбирался на вершины Эльбурса и спускался в долины Шираза. Я искал ее в отражениях озер и в миражах пустынь. Миновали весны и зимы, десятилетия сменяли друг друга, а я всё искал.
– И вы ни разу не нарушили своей клятвы? – спросил я, кивая на медальон у его сердца.
Морщины вокруг его глаз собрались в подобие улыбки.
– Были те, кто пытался заставить меня забыть. Дочь купца из Шираза, чьи глаза напоминали звёзды в безлунную ночь. Танцовщица из Бухары, двигавшаяся словно языки пламени. Вдова с побережья, голос которой звучал как песня южного ветра. Но каждый раз, когда я был готов нарушить клятву, я чувствовал на своей коже соленый бриз Каспия и видел перед собой её глаза.
Он замолчал, разглядывая узоры на ковре под нашими ногами, словно в них скрывалась карта его странствий.
– Теперь я стар, – продолжил он наконец. – Моя борода белее снегов Демавенда, а спина согнута годами поисков. Но иногда, в предрассветный час, когда мир балансирует между ночью и днем, я чувствую её присутствие – легкое как крыло мотылька прикосновение к моему лбу, едва уловимый аромат жасмина и моря.