– Тудас, – коротко бросил он.
На четвереньках, цепляясь за поручни, мы перебрались к указанному месту. Там действительно было безопаснее, и ветер уже не казался таким беспощадным. Мы уселись, пока Мотя оставался у штурвала, сосредоточенно глядя вперед.
– Через полтора часа будем в Чоси, – объявил он важным тоном, даже не поворачивая головы.
Клавдия, наконец переведя дух, бросила на него любопытный взгляд:
– Можно узнать больше о твоей расе? – спросила она. – Мы впервые встречаем супермена.
Мотя обернулся, его мордочка растянулась в зубастой ухмылке:
– Ха! Панда спрашиваетс – а ведь вы самис редкий зверь в Лураписес. Мы – пипи. Помесь всего на светес: собаки, зайца и пустынной лисицы. – Он сгорбился, его хвост бессильно упал на палубу. – Мы своего рода «изгои», божьи подмастерья, отвергнутые самими творцами. Мечтали создать шедевр – а получились… мы.
Он сделал паузу, глядя куда-то вдаль, как будто вспоминая что-то неприятное.
– Нашей расы почти нет в этом мире, кланов тожес никогда не существовало. Родились несколько нас, и все были отброшены как неудачный эксперимент. Взрослые достигают только 70—80 сантиметров в высоту. А я еще ребенок. Мой рост – 50 сантиметров. Нас отвергли все: черти, собаки, волки. Мы всегда оставались сами по себе. Я не знаюс, сколько таких, как я, еще существует. Давно никого не встречал.
В его спокойном голосе звучала такая бездонная печаль, что Клавдия, собиравшаяся ответить резкостью, внезапно замерла. Ее черты смягчились, когда она задумалась о сказанном.
– Я… я хотела огрызнуться, – призналась она наконец, меняя интонацию, – но теперь мне важнее знать: как ты сумел не просто выжить, а достичь такого мастерства?
Уголки рта Моти дрогнули в слабой улыбке, но глаза оставались темными и печальными.
– Просто… хотел житьс, – прошептал он, и в этой простой фразе заключалась целая вселенная боли. – Работалс до седьмого пота. Отец… он строил этот корабль всюс жизнь, мечтая улететь от этого бессердечного мира. Умер, когда мне былос пять. – Его пальцы крепче сжали штурвал. – Остался один. Совсем одинс.
Тишина, наступившая после этих слов, была насыщенной и тяжелой. Мы смотрели на это неугомонное существо по-новому; за его эксцентричностью скрывалась глубокая рана, а сила воли не сломилась даже под гнетом таких испытаний.