Глава 4 Причем здесь Кант?
Яна
Институтские коридоры в этот понедельник казались особенно унылыми. Серые стены, потрескавшийся линолеум, вечный запах дезинфекции – всё напоминало, что я здесь не для развлечений. В аудитории №34, где проходили лекции по философии, окна пропускали ровно столько света, чтобы не уснуть, но недостаточно, чтобы взбодриться. Зато идеально подчёркивали пыль, танцующую в воздухе, когда старичок Аркадий Кириллович ворошил свои конспекты.
С Марком мы виделись только по выходным – в будни нас разлучал ненасытный "гранит науки", требовавший постоянных жертв в виде зубов, нервных клеток и ночного сна. Хотя, если честно, мой сон и так был жалкой пародией на отдых – слишком много мыслей о нём, слишком много сообщений, которые я перечитывала по пять раз перед отправкой.
Наш чат напоминал переписку гиперактивной белки с суровым IT-шником. Мои сообщения – это были настоящие словесные джунгли: смайлы росли как грибы после дождя, случайные ассоциации прыгали с ветки на ветку, а знаки препинания разбегались в панике. На этом фоне ответы Марка выглядели как спартанский кодекс: "Да", "Нет", "Давай", "Ок" – будто он платил по 10 рублей за каждое лишнее слово.
Но за этой словесной экономией я быстро разглядела главное – он отвечал моментально, даже когда нормальные люди уже видят третий сон. Что, впрочем, неудивительно – я же та самая сова, у которой в 3 ночи "рано спать", а в 11 утра "еще ночь". Мы будто играли в пинг-понг через временные зоны, где мячиком были мои бессвязные мысли, а его ракеткой – лаконичные, но точные ответы.
Каждые выходные я таскала Марка на приключения, будто экскурсовод-садист. Наша программа включала:
• Экстремальное велопадание на ВДНХ (мой фирменный трюк – грациозно грохнуться на ровном месте, его роль – сдерживать смех, пока поднимает меня вместе с велосипедом);
• Научный подсчёт белок в Сокольниках (я: "Смотри, этот пушистик – явно потомок Рапунцель!", он: "Это самец. И хвост у него на 12% короче, чем у той, что на сосне");
• Гастрономический разврат в парке Горького (я – классика жанра с клубничным, он – извращенец с солёной карамелью, от которой морщился, но упорно покупал снова).
Мы были странной парой: я – вечный двигатель в джинсах с дыркой на колене, он – спокойный наблюдатель в кожаной куртке. Но мне нравилось, как он смотрел на мои сумасшедшие идеи – с той самой смесью удивления и восхищения, как на чудо. Видимо, мои выходки были для него чем-то вроде бесплатного стендап-шоу.