На другом экране был открыт локальный сервер, где он в реальном времени видел результат своей работы: вот кнопка встала на место, вот анимация стала плавной, вот баннер с улыбающейся семьей под дождем (разумеется, цифровым и чистым) появился точно в указанном месте. Он тестировал свои изменения на эмуляторах десятков устройств: от дорогих инфо-планшетов Верхних Уровней до дешевых, треснувших коммуникаторов, которыми пользовались на самых нижних ярусах. Сайт должен был работать везде. Безупречно.
Он никогда не общался с менеджерами или дизайнерами голосом. Все взаимодействие происходило через комментарии к задачам. «@Liam, макет требует отступ в 16px, у вас 14px. Пожалуйста, исправьте», – писал анонимный ProjectManager_5. Лиан молча исправлял, писал в ответ «Done» и отправлял код на ревью. Его работу проверяли такие же безликие старшие разработчики, оставляя лаконичные замечания: «LGTM» (Looks Good To Me) или «Требуются доработки: используйте константу для цвета, а не hex-код напрямую».
Он получал зарплату в цифровых юнитах на свой зашифрованный счет два раза в месяц, точно в срок. Этого хватало на аренду его бетонной коробки, оплату самого быстрого интернет-канала, который можно было протянуть в его блок, и на еду с энергетиками. Большего ему было не нужно.
Иногда, копаясь в старом коде, он натыкался на модули, связанные с препаратами. Он видел внутренние идентификаторы лекарств, которые никогда не появлялись в открытом доступе, маркетинговые пометки вроде «повышенный аддиктивный потенциал, рекомендовать для долгосрочной терапии» или «побочные эффекты со стороны ЦНС, минимизировать упоминание в публичной документации». Он не вдумывался в это. Это были просто данные, строки в базе, которые нужно было правильно отобразить. Его дело – фронтенд, красивая и удобная витрина. Что именно стоит за этой витриной, его не касалось. Это был чужой, грязный хаос, и он был рад, что его отделяет от него непробиваемая стена кода.
Когда последняя задача на день была отправлена на ревью, и океан кода на центральном мониторе застывал, наступало личное время Повиллиана. Это было время потребления, а не созидания. Время, когда он позволял чужому, тщательно отфильтрованному и безопасному контенту заполнять вакуум его существования. Он переключал раскладку окон, и рабочая среда сменялась развлекательной.