– Тогда… – он сглотнул, подбирая самые важные слова. – Тогда я буду просто рядом. Буду помогать тебе строить плоты. Слушать, как ты придумываешь зоопарки. Носить твой портфель. И… отгонять от тебя всех кархародонтозавров. Даже если они будут большие, как Ти-Рекс.
Он не знал, откуда взялись эти слова, но чувствовал, что они были самыми правильными из всех. Важнее милицейской формы, волшебных таблеток и нетающих айсбергов.
Алиса ничего не ответила. Она просто подвинулась еще чуть-чуть ближе, и ее плечо коснулось его плеча. И от этого простого, легкого прикосновения по всему Лешкиному телу разлилось такое тепло, какое не могло дать ни одно, даже самое жаркое, солнце. Он понял, что кем бы он ни стал, одно он знает точно: он хочет, чтобы она всегда была вот так, рядом.
Они лежали рядом, плечо к плечу, и молчали. Слова закончились, оставив после себя гулкую, наполненную смыслом тишину. Воздух, казалось, стал плотнее, звенел от напряжения и нежности. Лешка смотрел на переплетение ветвей над головой, но видел не их. Он видел ее лицо, ее глаза, слышал ее тихий голос. Он чувствовал тепло ее плеча, и это тепло медленно, но верно распространялось по всему его телу, заставляя сердце биться чаще и ровнее одновременно.
Его рука лежала на траве, рядом с ее рукой. Между их мизинцами было не больше сантиметра. Целый мир в одном сантиметре травы и воздуха. Он думал об этом сантиметре, как о пропасти, которую невозможно перелететь. Он снова и снова прокручивал в голове свои слова про «просто Лёшку» и боялся, что сказал что-то глупое, слишком откровенное.
Алиса тоже молчала. Она смотрела на свои пальцы, на которых все еще виднелись розовые пятнышки от земляники. Она думала о его словах. Не о милиционере и не о враче. О неправильном орле и о кархародонтозаврах. О том, что кто-то готов быть просто рядом, чтобы отгонять от тебя чудовищ, даже вымышленных. И это было важнее всего на свете. Она чувствовала, как горит щека с той стороны, где он лежал. Она знала, что он смотрит на нее, даже если он смотрит в небо. И она хотела, чтобы он не переставал.
И тогда, в полной тишине, нарушаемой лишь шелестом листьев, Лешка совершил самый смелый поступок в своей жизни. Смелее, чем постройка плота, чем шаг в темноту дупла. Он медленно, миллиметр за миллиметром, подвинул свою руку и накрыл ее ладонь своей.