Эта часть «Рюсэйдзё» должна была быть сердцем станции – командный центр, жилые модули, место отдыха и, возможно, надежды. То, что открылось нашим фонарям в просторном холле, было злой пародией, декорацией апокалипсиса. Застывший хаос: опрокинутые стулья, сдвинутые столы, застывшие в позах, говорящих о внезапной, панической попытке бегства. На стенах – японские мотивационные плакаты с идиллическими видами Фудзи или парков Киото, теперь изуродованные трещинами и затянутые тем же вездесущим кристаллическим саваном. В углу валялся разбитый монитор, и из его экрана, словно из раны, прорастали странные, волокнистые отростки, похожие на спутанные корни или гибрид проводов и мицелия. Инфицирование, – подумала я. Не технический сбой, а биологическое заражение инфраструктуры. Воздух (точнее, его космическое ничто) казался здесь еще более «густым», сопротивляющимся движению; шаги давались с усилием, будто мы шли по дну смоляного озера. Датчики показывали лишь следовые газы – продукты распада, но ощущение было физическим.
«Центральный терминал», – голос Алексея, лишённый обычной резкости, прозвучал как скрежет по льду. Он указал на массивный пульт в центре зала, наполовину скрытый опрокинутым столом. «Соня, Олег. Ваша цель. Оживить. Вытянуть всё. Иван, Наталья – боковые коридоры. Жилые отсеки. Ищите любую информацию. Бумагу, кристаллы, любые записи. Особенно связанные с "Хикари"». Его приказ был чётким, но в паузе перед "особенно" я уловила тень чего-то большего, чем служебный интерес.
Я и Олег подошли к терминалу. Панель выглядела как жертва насилия. Экран – паутина трещин. Клавиатура… исчезла. На её месте зияло отверстие, из которого свисал спутанный клубок проводов, спекшихся в единый, покрытый серым налетом ком, напоминающий спрута или гигантского слизня, втянувшегося в нору. Оно здесь, – мелькнула мысль. Прямо здесь, в сердце управления. Олег осторожно поднес ручной сканер к комку, его лицо за стеклом шлема было сосредоточенным, но бледным.
«Структура… сложная. Полимеры высокой плотности… кремнийорганические цепи… и…» Он замолчал, переключив режим сканирования. «Следы… нейронных белков? Очень специфических. Синтетических? Но… деградировавших. Мутировавших. Это… это похоже на…»
«На что, Олег?» – спросила я, подключая кабель прямого доступа к уцелевшему порту на боковой панели терминала. Мои пальцы в перчатках были ледяными, движения – слишком резкими. Не трогай, не трогай… – шептал инстинкт. Разум парировал: Данные. Нужны данные.