Мы разберем хронологические сдвиги, творческие интерпретации исторических событий и радикальное переписывание характера и биографии, совершенные Дюма. Мы увидим, как жизнь реального человека – полная подлинного мужества, верной службы и трагической гибели – была почти забыта, чтобы возродиться в неувядающей славе литературного героя. Мы зададимся вопросом: что же обеспечивает истинное бессмертие – историческая правда или сила художественного слова?
Отправляясь в это расследование, мы не ставим целью развенчать любимого героя. Мы попытаемся разглядеть за бронзовой статуей Д'Артаньяна-легенды живую, сложную и подлинно героическую тень Шарля де Батца де Кастельмора, графа д'Артаньяна, и понять магию пера, навсегда соединившей их в нашем сознании. Потому что история настоящего д'Артаньяна заслуживает памяти не меньше, чем приключения его литературного двойника, а феномен его посмертной славы – увлекательнейшее приключение само по себе. Начнем же наше путешествие по лабиринтам истории и литературы, где на каждом повороте нас ждет контраст между человеком из плоти и крови и созданным гением мифом.
Часть 1: Истоки Легенды. От Источника к Вымыслу
1. Заявление Дюма: "Я нашел Мемуары…"
С первых же строк своего знаменитого романа «Три мушкетера», в предисловии к первой главе, Александр Дюма делает поразительное заявление, призванное окутать повествование ореолом достоверности. Он прямо указывает источник своего вдохновения:
«Примерно год тому назад, занимаясь в Королевской библиотеке разысканиями для моей истории Людовика XIV, я случайно напал на «Мемуары г-на д'Артаньяна», напечатанные – как и большинство сочинений того времени, когда авторы, стремившиеся сказать правду, не хотели отправиться на более долгий срок в Бастилию, чем это было абсолютно необходимо, – в Амстердаме, у Пьера Ружа. Заглавие соблазнило меня; я унес эти мемуары, разумеется, с позволения хранителя библиотеки, и жадно проглотил их.»
Этот эпиграф – не просто литературный прием. Дюма настойчиво утверждает, что его роман является художественной обработкой подлинных воспоминаний самого знаменитого гасконца. Он описывает найденные мемуары как документ, содержащий массу имен собственных, малоизвестных широкой публике, и множество событий, «вероятно, неизвестных самому историку». Однако, по мнению Дюма, стиль этих записок был скучноват и суховат, что, впрочем, не умаляло их исторической ценности. Писатель скромно (и с долей лукавства) заявляет о своей роли: