Рапунцель без башни - страница 4

Шрифт
Интервал


– Люди же… сходятся, расходятся. Это… – он замолчал, сбитый её прямым, спокойным взглядом. Он искал в нем боль, упрек – нашел лишь усталое принятие.

– Нормально, – закончила за него, перехватывая инициативу. Ее голос был мягким, но невероятно твердым. – Не надо оправдываться, Артём. Любовь – не долговая расписка. Не обязательство тянуть лямку, если дороги разошлись. – Она улыбнулась только уголком губ, и это было страшнее, мучительнее для него, чем самый отчаянный крик. Это была улыбка человека, который уже смирился и отпустил.

Артём нахмурился, впиваясь ногтями в кожаную оплётку руля. Почему она не борется? Не цепляется? Не доказывает, что он ошибается? Неужели ей все равно? Эта мысль ранила сильнее всего.

– Ты… точно ничего? – спросил он, и сразу пожалел. Глупость вопиющая.

Диана рассмеялась. Звук был сухим, резким, как осенний лист под ботинком:

– Ты свободен. Разве не ради этого всё затеял? Чтобы не чувствовать себя виноватым за то, что не хочешь… или не можешь… идти со мной?

Артём выбросил окурок в окно, не глядя на нее, будто стыдясь своего поступка:

– Я… не смогу стать городским. Даже ради тебя. Я задохнусь там. В этих стеклянных коробках, среди чужих, спешащих людей. Я не твой.

Диана прикрыла глаза, будто любуясь последними алыми мазками заката за лесом, а не пряча подступившие, обжигающие слёзы. Когда открыла – в них светилась та же мягкая, неуязвимая улыбка. Игра стоила свеч.

– Значит, будешь свёклу выращивать? – шутливо ткнула его в плечо, касание было легким, но для него – как удар током. – Смотри, модно сейчас фермерство, эко-продукты. Может, прославишься как «блогер сельского хозяйства». Миллионы подписчиков, Артёмка. – Ее тон был легким, почти беззаботным, но в словах звенела горькая ирония.

Он стиснул зубы. Его терпение лопалось. Ему нужно было видеть ее страдание, чтобы оправдать свое!

– Это не смешно, – пробурчал он сквозь зубы. – Я серьёзно.

– Я знаю, – ее голос вдруг смягчился, стал теплым, как тот плед из альпаки, которым он укрывал ее прошлой зимой, когда она простудилась. – И я не просила тебя меняться, Артём. Никогда. Я любила именно тебя. Грубоватого, с навозом на сапогах, с твоими бесконечными историями про трактор. – Она потянулась к хрупкой веточке черёмухи, случайно торчащей из щели открытого окна, аккуратно поправила листок. – Я просто… я думала, мы сможем расти рядом. Ты – на своей земле, я – в своем городе. Пересекаться, делиться, дополнять. А не друг ради друга. Не ломать себя.