Иногда по длинным и темным бесконечным коридорам проходит по своим делам Бог, изредка спотыкаясь о неровные деревянные ступеньки или провода, протянутые тут и там, от одной стены к другой. В это время одноглазая ключница прячется в какую-то вонючую пещеру и сидит там, как несговорчивый негостеприимный барсук. Глядит в щелку. Ну Господи. Я хочу догнать Его, чтобы спросить кое о чем, но все никак не поспеваю.
Одноглазая ключница говорит «я сама знаешь ли как певчая птица» и тогда я содрогаюсь всем своим телом от внутреннего хохота, думая, как было бы смешно, если бы ключница поросла куриными, допустим, или страусиновыми перьями, а он говорит мне «о чем ты только думаешь» и валит и валит меня вниз на грязную тахту и прилагает все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы я не особо сильно смеялась и хохотала и соблюдала, по возможности, внутреннюю и благоговейную тишину.
По субботам он приносит на кухню громоздкую и неподъемную деревянную кадушку, огромную, как Ледовитый океан, и наполняет ее до краев ключевой водой. Одноглазая ключница ныряет туда и плавает кругами и смеется как ведьма.
«Эй красавица иди сюда поплаваем» – зовет она меня. А я и плавать-то толком не умею. Вода для меня как малознакомая и малоизученная ловушка. И вот он говорит мне «чего ты стесняешься». Ну, стесняться тут совершенно нечего, если хорошенько подумать, и швырь меня в кадушку. А я разделась перед этим, чтобы одежду не слишком сильно в кадушке замочить. И там еще тарелки всякие после завтрака плавают и бултыхаются, потому что так веселее и на них снизу и сверху манная каша. Одноглазая ключница и купается и тарелки худо-бедно моет.
И вот она говорит мне «ныряй, ныряй, красавица тут неглубоко, под Фридляндом с нами и не такое было» и вот мы плаваем в кадушке я, одноглазая ключница и тарелки с манной кашей, все вперемешку, а склизкое дно ногой немного прощупывается так что и утонуть-то тут сравнительно тяжело. Я все думаю «что же там такое было под Фридляндом» но стесняюсь спросить. Наверное сплошной ужас. Одноглазая ключница говорит «это надо очень постараться чтоб здесь утонуть». Ну мало ли. А он тоже смеется как дитя, стоит рядышком и говорит мне «ты такая проныра». Господи, ну причем здесь это.
И вот он говорит мне «жизнь уходит, Марфа Сергеевна, и зря вы от меня уворачиваетесь, я лишь слегка тревожу ваше бренное тело». Господи, ну если б только слегка. А я и не знаю, кто такая Марфа Сергеевна. Наверное, он меня с кем-то путает.