«Пошли прочь, проходимцы! – протрубил он, перекрикивая и перебивая паровозное простуженное сипение и печальные гудки – пошли прочь, или я сей же час позову полицию!» Носильщиков как ветром сдуло. Они удирали, толкая перед собой нелепые кривобокие тележки.
«У вас голос прямо как иерихонская труба – впечатлилась я – вы могли бы объявить Судный день, городу и миру, всем тут вокруг – и бутошникам, и носильщикам, и брючникам, и крючникам, и врачам, и инженерам – всем, всем, всем – если это вдруг очень потребуется».
«Точнее не скажешь – отозвался он – для этого и живу». Господи, вон оно как. Я и не знала. «Как называется этот вокзал?» – спросила я из девичьего любопытства.
«Какая разница – ответил он – это не имеет никакого значения».
На привокзальной площади на Вячеслава Самсоновича набросился нищий, и стал избивать и дубасить его своею палкой.
«Остановитесь, что вы делаете» – возмутилась я.
«Это мой бывший сослуживец – обрисовал происходящее Вячеслав Самсонович, отмахиваясь от неловких, но болезненных ударов – из Департамента морских и небесных коммуникаций. И он нам завидует. Мы с вами прекрасная пара. Как Пьеро и Арлекин. Как Пестик и Тычинка. Как Данте и Беатриче. Как Толстой и Достоевский. Вы видели их? Мы с вами движемся к счастью. Киньте, так уж и быть, ему вот этот вот пятак. Пусть сходит в лавочку и выпьет за мое здоровье. Крякнет. Угукнет. Как-никак, это наш бывший директор».
Я кинула, но промахнулась. Я тогда кинула еще один. Пятак отскочил от каменной мостовой, звякнул и укатился, вихляя и приплясывая, в водосточное отверстие. «Ну, теперь он точно попадет в сундук к речному царю» – заметил Вячеслав Самсонович, усмехнувшись.
«Неужели морской царь сидит прямо тут, под водосточной решеткой, на привокзальной площади?» – удивилась я, но побоялась лишний раз тревожить его неуместными и нескромными вопросами. Сидит так сидит. Пусть себе. В таком случае ему виден кусочек нашего неба с нищенскими холодными и торопливыми облаками. Надо полагать, дождевые и зябкие талые городские воды льются прямо на его обнаженную сырую голову. На голый затылок и еще вот наверное за шиворот. Хорошо ли это? Мы миновали привокзальную площадь и пошли себе дальше. Нищий что-то кричал нам вслед.
Был уже поздний час, на незнакомых улицах зажглись и тихонько шипели голубоватые фонари. «Они как волшебные змеи» – подумала я. Змеи, запертые и заключенные в стеклянные клетки. Колбы. Банки. Пробирки. Пленницы, пленницы. Вечерние прохожие сновали там и тут, воровато оглядываясь по сторонам, шмыгая носом, перебегали нам дорогу, будто пришибленные кошки, и навсегда растворялись в закоулках и глубоких подворотнях.