Вячеслав Самсонович оглянулся. «Все эти припасы, механические игрушки и съедобные штуки, которые присылает нам хитроумный Альбион, когда-нибудь, все это будет вашим, вашим, обожаемая Марфа Сергеевна» – пообещал он.
Я слегка опешила, ибо не очень-то знала, кто такая Марфа Сергеевна и к кому именно он обращается. Рядом никого не было. Может, Марфа Сергеевна – невидимка? Ангел? Хотя вряд ли. Наверняка тут какая-то ошибка, загадка или шутка. Ну, шутка наверное. Вячеслав Самсонович, насколько я знаю, очень любил пошутить.
«Кто такой этот Хитроумный Альбион?» – спросила я.
«Это чудесная страна, присылающая нам все эти баснословные сокровища и механические игрушки – объяснил Вячеслав Самсонович – она слишком далеко отсюда. Но все это скоро будет принадлежать вам, мой ангел, только вам, Марфа Сергеевна». Я еще раз подивилась, кто такая загадочная Марфа Сергеевна, но не стала спрашивать или уточнять. «Хорошо – думаю – если Хитроумный Альбион будет принадлежать мне, надо только набраться терпения». И я набралась. Хотя оставались вопросы. Сколько еще ждать, пока Хитроумный Альбион будет моим? И опять же, кто такая Марфа Сергеевна?
Ну какая разница, если разобраться.
Но вот и его улица, по которой с громом и душераздирающим грохотом в обоих направлениях ползут ломовые извозчики, оглашая Вселенную невыносимой матерной бранью. «Не обращайте внимания – утешил меня Вячеслав Самсонович – они всегда так. Но где-то под их толстой шкурой, словно под непроницаемой корабельной броней, сидит и бьется необычайно доброе и отзывчивое сердце». Ах, ну хорошо, если это действительно так.
Теперь я словно стала слышать стук их сердец, и этот звук не способна заглушить даже самая отборная и несносная брань. Подумаешь, какие мелочи.
А вот и его особняк, похожий на мрачноватую игрушечную крепость. Окошки занавешены, в одном теплится лампадка. «Вы тут живете?» – глупо спросила я – и сердце мое так и запрыгало в груди, словно встревоженная канарейка. «Живу – неохотно промямлил он – что ж тут такого?» Я замерла, замешкалась, уставшие ноги, вопреки моим желаниям, отказывались идти вперед. «Ну что вы застыли, ровно соляной истукан? – удивился и рассердился он – идите же, дерзайте, смелее и веселее! Наша жизнь будет похожа на волшебный сон. Мы познаем там все виды мыслимых и немыслимых удовольствий». Вот этого-то я, честно говоря, и боялась. Боялась немыслимых удовольствий. Любовь, зародившаяся в купейном вагоне, похоже, заканчивается унылой и страшноватой каменной клеткой.