– Дурак! – фыркнул Захар, но его боевой пыл явно угас, словно костёр, залитый водой. Ему вовсе не улыбалось стать посмешищем, объектом дразнилок про жениха, особенно при всём честном народе. – Да ну вас, скучные вы все! – Он неловко развернулся, пнул сухую ветку, валявшуюся в пыли, и зашагал прочь, стараясь сохранить вид победителя, удаляющегося с поля боя по своей воле, но сгорбленная спина его предательски выдавала досаду и поражение. Звонок на урок прозвенел, как спасительная капель серебра, разливаясь над внезапно опустевшим двором, растворяя конфликт в рутине учебного дня.
– Спасибо… – Людмила стояла, вся в краске, опустив глаза, торопливо и неловко пытаясь собрать растрепавшееся золото косы. Слова благодарности терялись где-то в горле, спутанные в тугой клубок смущения, стыда и внезапного, ошеломляющего облегчения. Она не смела поднять на него глаза.
– Да ладно… – Володя махнул рукой, изображая небрежную лёгкость, но сам чувствовал, как сердце колотится о рёбра, как гулко, как набат, стучит в ушах. – Он мне давно не нравился. Обращайся, если что. Правда, терпеть не могу, когда сильные обижают слабых. – Он наклонился, поднял с земли её голубую ленточку, отряхнул от серой пыли с нежностью, которой сам не ожидал от своих обычно неуклюжих пальцев, и протянул девочке. Их пальцы едва коснулись – мимолётный, электрический контакт.
– Спасибо… – повторила она тише прежнего, взяв ленту, и в её голосе дрогнуло что-то тёплое и хрупкое, как первый луч солнца после весеннего дождя, что-то, отчего у Володи на мгновение перехватило дыхание.
Они пошли к парадному входу школы, мимо невысоких клумб, где только что высаженные яркие бархатцы робко тянулись к свету, каждый погруженный в свой собственный, бурлящий поток мыслей, в нарастающий гул приближающихся шагов других учеников. В душе Людмилы пела радость, смешанная с невероятной робостью: этот мальчик, Володя, заступился за неё! Было так невероятно приятно, тепло и… страшно от этой новизны. И втайне ей хотелось, чтобы он всегда был рядом, такой надёжный и смелый, как рыцарь из старой книжной гравюры. Володя же ликовал внутри, едва сдерживая готовую сорваться с губ улыбку: наконец-то он заговорил с ней! Шесть долгих лет в одном классе, даже сидели за одной партой в первом, а подходящего случая, этого магического ключика, всё не находилось. Запах сирени, чьи лиловые кисти вот-вот готовы были распуститься у забора, и её улыбка, мелькнувшая сквозь слёзы, как луч сквозь тучу, смешались в его памяти в одно яркое, ослепительное пятно чистого, неомраченного счастья.