– Что… – он начал, но голос предательски сорвался. Он сглотнул ком в горле. – Что ты сказала?
– Лили… – Ванесса всхлипнула, ее тело обмякло, она съехала по стене на пол, уткнувшись лицом в колени. – Она не твоя, Джеймс. Она… его. Марка. Это было всего один раз… шесть лет назад… на той конференции в Чикаго… ты помнишь, у тебя был тот срочный проект… Я была так одинока… мы выпили… Это была ошибка! Ужасная, чудовищная ошибка! Я хотела забыть! Я думала, он забыл! Я думала… – Ее слова превратились в нечленораздельные рыдания. Джеймс не чувствовал ног. Он не чувствовал рук. Он чувствовал только ледяную пустоту, стремительно заполняющую его изнутри, выжигая все: любовь, доверие, двадцать два года совместной жизни. Его взгляд упал на рисунок Лили, валявшийся на полу у лестницы. На улыбающееся солнце. На фигурку с короной. Идеальный фасад рухнул. Хрустальный дом разлетелся на миллионы острых осколков. И все, что осталось, – это ледяной ветер правды, выдувающий последнее тепло из его души. Он не кричал. Не плакал. Он просто стоял над рыдающей женщиной, которая была его женой, и смотрел в пустоту за огромными окнами, за которыми мир продолжал жить, не подозревая, что жизнь Джеймса Харпера только что закончилась. Звук разбившейся керамики прокатился по дому, резкий и неожиданный, как выстрел в тишине библиотеки. Джеймс вздрогнул, оторвавшись от чертежа моста, линии которого только что казались такими четкими и надежными. Сердце екнуло – этот звук не предвещал ничего хорошего. Он вскочил со стула, отодвинув тяжелое кресло с глухим скрежетом по полу.
– Пап! Она опять! – донесся до него возмущенный, срывающийся голос Кейт, смешанный с тихими, прерывистыми всхлипами. Джеймс быстро прошел через гостиную, где все еще парила иллюзия спокойствия – плед, аккуратно сложенный на диване, семейные фото на каминной полке, запечатлевшие улыбки, которые сейчас казались такими далекими. Аромат свеже сваренного кофе, обычно успокаивающий, теперь висел в воздухе тяжелым, почти удушающим облаком. Он толкнул дверь на кухню. Картина, открывшаяся ему, была как кадр из плохой мелодрамы, которую он терпеть не мог, но Ванесса обожала. Посередине светлого дубового пола лежали осколки его любимой синей кружки – подарка от Эмили на прошлый День отца. Вокруг них растекалась лужица апельсинового сока, яркая и липкая. Над этим хаосом возвышалась Кейт, семнадцатилетняя блондинка в спортивных шортах и майке команды «Портлендские Ястребы». Ее лицо, обычно оживленное задором или сосредоточенностью на поле, было искажено гневом. Щеки пылали, глаза метали молнии. А перед ней, прижавшись спиной к холодной дверце посудомоечной машины, стояла Лили. Маленькая, хрупкая, в своем розовом платьице с кроликами, которое она так любила. Ее светлые, почти белые волосы были растрепаны, большие голубые глаза залиты слезами, которые катились по щекам, оставляя блестящие дорожки. Она сжимала в крошечных ручках тряпку для посуды, явно пытаясь убрать последствия своей оплошности, но дрожала так сильно, что тряпка вот-вот должна была выпасть.