– Ты хотя бы дружила с другими детьми?
– У меня был один друг.
– Сейчас ты с ним общаешься?
– Я не знаю, где он сейчас.
– Это очень одинокая жизнь, – пробормотал Ясень.
– Я люблю одиночество.
– Неправда. Люди ненавидят одиночество. Все хотят немного любви.
– Просто сделай со мной что ты хочешь, – взмолилась Надишь, неосознанно перейдя на «ты». – Пусть это быстрее начнется и быстрее закончится.
– Не то чтобы мне нравится твой настрой… – вздохнул Ясень. – Но если ты настаиваешь… – он встал и мягко потянул ее за предплечье. – Ляг на диван. Вот так.
Надишь подчинилась и напряженно вытянулась на диване, сжав в кулаки ледяные пальцы.
– Приподними голову… – Ясень подсунул ей под затылок мягкую подушку, помогая улечься поудобнее.
Какая тошнотворная, ненавистная забота. Глаза начало жечь, и Надишь зажмурилась. Она услышала шорох атласной ткани, затем Ясень прижался к ней – ощущение тепла и давления, и на нее дохнуло запахами мыла, теплой кожи и возбуждения. Он был без халата, абсолютно голый. Надишь подумала, что умрет. С таким сердцебиением не живут.
– Нади… я не понимаю, почему ты так напугана… – пробормотал Ясень. Его голос звучал мягко. – Я буду ласков с тобой. Я попытаюсь тебе понравиться.
Он коснулся губами ее губ и толкнулся кончиком языка в ее плотно сомкнутые зубы. Надишь физически ощущала плещущие от него волны похоти, и это пугало ее еще больше.
– Не стискивай зубы, – потребовал Ясень, отстранившись.
Она подчинилась, позволила его языку проникнуть в ее рот, безучастно терпела. Так и не добившись от нее реакции, Ясень подхватил ее под лопатки, заставив приподняться и выгнуть шею, поцеловал ямочку между ключицами, затем устремился вниз, распахнув ворот ее халата. Отупевшая, онемевшая от ужаса, Надишь приоткрыла глаза и бросила взгляд вниз, на рыжую голову Ясеня возле одной ее груди, и его белые пальцы, сжимающие вторую. Ее забила дрожь. Это был такой контраст – между его кожей и ее кожей, его горячим, жадным желанием и тем леденящим отвращением, которое она испытывала. В этот момент она осознала, как глубоко, как безнадежно она его ненавидит. Его и всех прочих чужеземцев, что когда-то захватили ее страну и не желают отпускать. Ненавидит их светлые глаза, их волосы ста пятидесяти разных оттенков, что мозолят глаза тут и там, их протяжный выговор и блеклую мимику. Каждая ее мышца напряглась, став твердой, как древесина.