***
Проснувшись утром, она не ощутила того резкого отчаяния, что накрыло ее ночью. На смену ему пришли подавленность и вялость. Лежа вниз лицом на кровати, Надишь ощущала себя слишком усталой даже для того, чтобы продолжать лежать, и уж тем более чтобы встать. Мысли ее еле ползли, ленивые и неповоротливые. То, к чему принуждал ее Ясень, казалось невыполнимым, однако другого выхода она не видела. У нее был только один шанс стать медсестрой. Одна негативная характеристика от Ясеня – и этот шанс будет упущен. Ее с легкостью заменят другой прилежной, умной девушкой, стремящейся к лучшему будущему. Возможно, эта девушка окажется более сговорчивой и цепкой в жизни и не будет дрожать и вздрагивать, когда Ясень положит ладонь ей на колено.
А что Надишь? Продолжит жить в бараке – хотя бы у нее есть гарантированная крыша над головой. С медициной будет покончено. Ей придется заняться низкоквалифицированным, одуряюще скучным трудом, получая за него гроши, и выбросить все ее медицинские книги, что сейчас громоздятся в коробках на полу, потому что один их вид будет ввергать ее в отчаяние.
Если она не согласится на требование Ясеня, она теряет очень многое. А если согласится?
Надишь представляла, какой парией, каким отбросом она станет для кшаанских мужчин, если только кто-то узнает, что она стала подстилкой бледного. С другой стороны, ей вовсе не обязательно ставить соседей в известность о ее проступке. Сколько еще девушек пострадали от хищного поведения Ясеня и прочих врачей в больнице? Наверняка она была не первой и не последней, однако ничего не слышала о других. Значит, им удается скрывать эту унизительную сторону своей жизни. И она сумеет. Учитывая, что она уже оступилась ранее, ей в любом случае пришлось бы изворачиваться в брачную ночь, пытаясь утаить свою опороченность от мужа. Впрочем, она не думала, что когда-то ей вообще захочется замуж.
Что ж, тогда она потеряет разве что самоуважение, разве что принятие своего тела и способность жить в нем, не испытывая к себе отвращение. Но оставит за собой возможность работать в больнице. И это главное.
Она встала и достала из коробок свое красное, украшенное тесьмой платье – самое лучшее, самое лучшее из двух. Будучи новым, оно ослепляло ее своей яркостью, но с тех пор прошел не один год, и после многочисленных стирок краска потускнела. Сверху платье было глухим, прикрывая ключицы, далее падало свободно, собираясь в складки. Цельнокроенные рукава опускались до локтя, пристойно прикрывая плечи. Завершая свой облик, Надишь надела широкий плетеный пояс с геометрическим узором. Пояс плотно обхватил ее талию. Именно это ей и требовалось: отделить нижнюю часть тела от верхней, прервать их контакт друг с другом. Надишь расчесала свои длинные, тяжелые черные волосы и заплела их в косу.