– Ты опоздала.
– Я долго ждала автобуса.
– Я уж было решил, что ты не приедешь.
Лучше бы она не приехала. Лучше бы ее автобус попал в аварию и скатился с какого-нибудь обрыва. Лучше бы ее голова сейчас валялась где-нибудь, облепленная песком и отделенная от тела.
– Но я здесь.
– Разувайся.
Двигаясь с трудом, Надишь расстегнула ремешки сандалий. Ясень наблюдал за каждым ее движением.
– Ты вся пропотела. Прими душ. Я дам тебе халат.
Последнее, чего ей хотелось, так это раздеваться – в его ванной или где-либо еще. И все же это была передышка. Последняя возможность скрыться от него, избежать его прикосновений, еще какое-то время принадлежать себе. Ступая босыми ступнями по покрывающим пол мраморным плитам (светло-серым, с белыми прожилками), Надишь ощущала исходящую от них прохладу. Как в музее. Она не могла поверить, что кто-то действительно живет в таком месте. На стенах, покрытых светлой серо-голубой краской, висели картины: луга, леса и озера чужой страны, которую она никогда не видела и не увидит.
– Сюда.
Белоснежная ванная была больше, чем вся ее комнатушка. Указав ей все необходимое, Ясень оставил ее одну. Стоило двери закрыться за ним, как Надишь поспешила сдвинуть задвижку. Минуту она всерьез обдумывала возможность остаться в запертой ванной и никуда не выходить. Но потом оставила эту затею. Она уже попалась, она уже пропала.
Здесь все было ужасно чистым, прикоснуться страшно. Расстегнув пояс, Надишь сбросила платье, и на белый пол полетели грубые частички песка, что вечно цеплялись к подолу. Ее поджарое, обточенное тело отразилось в большом овальном зеркале над раковиной. Смуглая, черноволосая, она резко выделялась на фоне цвета снега и льда, казалась неуместной. На полке громоздилось впечатляющее количество флакончиков. Она просмотрела этикетки. Сплошные кремы и лосьоны от загара, все с максимальной степенью защиты. Казалось, кшаанское солнце норовит спалить докторишку заживо. Что ж, он тоже был тут чуждым элементом.
Она повернула кран, и из крана плотным потоком хлынула вода. Горячая. Надишь подставила под струю ладонь, хотя бы на секунду ощутив умиротворение. Стоило ванне немного наполниться, как Надишь забралась в нее и села. Ощущение мягкой воды, оглаживающей бока, было потрясающим. Надишь никогда в жизни не принимала ванну, только быстрый душ. Она подумала о Ясене. Днем он общается со своими убогими, нищими кшаанскими пациентами, отделяет их конечности с такой легкостью, с какой повар разделывает цыплят, вспарывает их тела своим блестящим скальпелем, а вечером приходит сюда, в громадную шикарную квартиру, расслабляется в ванной, трахает запуганных кшаанских девушек, не способных ему отказать… И после этой мысли весь ее мнимый комфорт был разрушен.