Михаил попытался было сосредоточиться, ухватиться за хоть какую-то мысль, но шум этот не позволял ему думать ни о чём конкретном, вытесняя из сознания даже саму возможность логически рассуждать. Он понял, что реальность окончательно потеряла очертания и смыслы, и теперь он парил в этой странной, комично-тревожной пустоте, неспособный ни на что повлиять, но при этом наблюдая за всем со спокойствием и некоторым сарказмом человека, оказавшегося в странной ситуации, исход которой уже не зависит от него самого.
Перед Михаилом развернулся удивительный фильм, комично-меланхоличный и безжалостно-честный одновременно: его жизнь стала проноситься перед глазами, словно старый немой фильм, прокручиваемый небрежным киномехаником на ускоренной перемотке. Кадры мелькали быстро, сменяя друг друга, теряясь и вновь возвращаясь, демонстрируя картины, которые Михаил давно считал забытыми.
Первым мелькнуло детство – тревожно-солнечное и полное нелепых мелочей. Маленький двор с облупленной краской на скамейках, песочница с грязным песком и соседские дети, чьи лица были полны неискренней дружбы и подлинной зависти. Сцена с матерью, торопливо застёгивающей ему пальтишко и говорящей что-то строгое, но совершенно неслышимое в безжалостном гуле, окружавшем Михаила.
Потом школа с её пыльными досками и строгими учителями, чьи лица казались одинаковыми, словно их клонировали в каком-то скучном учреждении. Михаил вспомнил, как впервые ощутил себя умнее других, как учителя хвалили его перед всем классом, и одновременно то, как остро ощущалось, что эта похвала была неискренней, натянутой, будто им всем выдали строгий инструктаж перед тем, как говорить «молодец».
Подростковый возраст мелькнул быстро и нервно: первые сигареты за гаражами, запах дешёвого пива и неуклюжий поцелуй с девочкой, чьё имя он так и не смог вспомнить ни тогда, ни позже. Кадры сменялись со скоростью ветреного дня, унося с собой школьные конфликты, тайные страхи и первую, весьма комичную драку за школой, после которой Михаил получил прозвище, от которого долго не мог избавиться.
Потом юность, институтская пора, полная амбиций и неуёмного желания доказать всему миру собственную значимость. Вспомнился ему и первый день в институте, где Михаил гордо восседал в аудитории, тщательно изображая безразличие к преподавателям, студентам и учебникам, хотя на самом деле был охвачен тревогой и ожиданием чего-то важного, что вот-вот случится.