Андрей напряг память. Всплыли обрывочные кадры: дождь, хлопок дверцы машины, влажный асфальт под ногами… Потом – провал. Глубокая, абсолютная чернота. – Помню… как вышел из машины… и… пустота. Больше ничего.
– Тебе невероятно повезло! – Карина сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. – Мимо девушка проезжала… Увидела тебя лежащим у машины, без чувств. Быстро "скорую" вызвала. А врачи… – Голос ее задрожал снова. – Они говорят, тебя прямо в реанимобиле… откачивали. Сердце остановилось, Андрей!
– Ничего себе… – Выдохнул он, ощущая холодный пот на лбу. Реальность ударила с новой силой. – Значит… я… пережил удар молнии? Напрямую?
– Да, родной мой, да! – Она снова сжала его руку, словно боясь, что он исчезнет. – Но не думай об этом сейчас! Скажи лучше, как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь? Голова? Ноги?
Андрей осторожно прислушался к себе. Пошевелил пальцами рук, ног. Попытался напрячь мышцы. Неожиданное облегчение смешалось с тревогой. – Нет… – удивленно пробормотал он. – Ничего не болит. Вообще. Только голова… – Он поморщился. – Как будто… набита ватой. Или стекловатой. Тяжелая. А так… вроде нормально.
– Ох, слава Тебе, Господи! – Карина закрыла глаза, и новая волна слез скатилась по лицу. – Ты бы знал, как я переживала… Казалось, мир рухнул…
Андрей попытался улыбнуться, хотя губы плохо слушались. – Я же… говорил… – выдохнул он с тенью прежней уверенности. – Все… будет хорошо.
Выписали Андрея в тот же день. Врачи, пораженные отсутствием видимых повреждений (ни ожогов, ни серьезных нарушений ритма), но озабоченные амнезией и "неспецифическими неврологическими жалобами", отпустили его домой, строжайше наказав соблюдать абсолютный покой хотя бы пару дней.
Мысль о потере зарплаты из-за больничного грызла Андрея уже на следующий день. Он собирался настоять на выходе, но Карина – ее глаза все еще были красными от слез, а в голосе звучала хрупкая надежда – умолила его остаться. Он сдался, чувствуя себя неловко из-за своей слабости и ее страха.
Именно в эти вынужденные дни безделья, в тишине опустевшей на день квартиры, Андрей начал замечать странности. Сначала – едва уловимые. Потом – все более явные. То, что поначалу казалось последствиями шока или гудящей "ватой" в голове, начало обретать пугающие очертания. Это было нечто большее, чем просто недомогание. Это было изменение. И оно уже подтачивало фундамент его привычной жизни, предвещая, что обратной дороги в "прежнюю норму" просто не существует. Тишина квартиры стала не комфортной, а настораживающей, словно затаившей в себе незримую, фоновую угрозу, которую только он начинал слышать.