Дисклеймер автора
Следующая глава является художественным вымыслом.
Все персонажи и события в ней созданы воображением автора и не претендуют на точное соответствие историческим фактам. Любые совпадения с реальными людьми случайны.
Автор выражает глубокое уважение к памяти всех, кто пережил годы Великой Отечественной войны, и подчёркивает, что цель описания этих событий – показать внутренний мир человека на войне, а не оправдать или осудить какую-либо из сторон.
В главе упоминаются сцены насилия, утраты и моральных выборов, что может быть тяжёлым для читателей.Автор подчёркивает, что эти сцены не служат прославлению жестокости и категорически осуждает любую форму экстремизма, насилия или дискриминации.
***
Мигель продолжал стоять у окна, провожая Терезу взглядом. Его фигура, высокая и мощная, с тяжёлым подбородком и пробивающейся сединой на висках, стояла неподвижно, только лучи уличных фонарей освещали черты его лица, резкие и грубые с хищным изгибом губ. Ничто в его облике не вызывало доверия, разве что голос – низкий, размеренный, способный отдавать приказы шёпотом, без намёка на повышение тона.
В его пальцах была зажата почти догоревшая кубинская сигара из его личной коллекции, с узнаваемым клеймом Castro. Левой ладонью он невольно провёл по шраму под рёбрами, грубому и неровному, память о пуле, оставившей этот след, то и дело возвращала его в день, когда он появился.
Ленинградский фронт. Октябрь 1942
Штабной блиндаж 269-го полка, входившего в состав 250-й «Голубой дивизии» под Путролово. Холод проникал даже сквозь толстые брёвна. Мигель, тогда ещё капрал Монтес, стоял у входа, докуривая самокрутку. Рана на боку ныла, «сквозное пулевое» зафиксировали тогда в лазаретных записях.
– Капрал, – сказал лейтенант Вилар, указывая на вход. – Подполковник разрешил вам присутствовать.
В душной тесноте блиндажа сидел пленный. Лицо его, покрытое ссадинами и слоем дорожной пыли, оставалось спокойным, но его взгляд был цепким и оценивающим, таким, который бывает только у людей, привыкших в считанные секунды принимать решения на грани между жизнью и смертью. Он сидел чуть сгорбившись, но не от страха, скорее, сохраняя остатки тепла в промерзшем теле, и его руки, лежащие на коленях, время от времени продолжали сжимать невидимое оружие.