– Твоя работа? – я снова прищурилась. – А меня чего ж сразу не завалил? Удовольствие решил растянуть? Своими руками все сделать?
– Нет, – широко улыбнулся Пророк. Даже руками развел в стороны. Как будто приглашал меня разделить с ним эту необыкновенную новость. – Зачем же сразу завалить? Ты вот какая красивая. Почти не изменилась за эти пять лет, пока я нары давил.
Охренеть. Приму за комплимент, ага.
Пророк бросил листок с фамилиями обратно на стол.
Перевитые крупными венами руки опустились на пряжку ремня. Звонко клацнули ей, расстегивая.
– Вначале я дам тебе шанс. Вдруг сумеешь высосать прощение? Я после зоны голодный.
Вот теперь меня точно проняло.
Сердце зашлось в паническом стуке.
– Рискни, Пророк, – я зарычала как тигрица. – Только попробуй. Я тебе хер отгрызу, отвечаю!
Он медленно шагнул ко мне и расстегнул молнию.
Тяжелая рука легла мне на затылок и подтолкнула вперед:
– Торчу от риска, Настюш. Язычок вперед посильнее сделай.
Я дернулась вперед.
Хотела ударить его лбом в пах. Попасть по яйцам. Сделать ему больно хоть каким-то образом.
Дикая злоба затопила душу.
Никогда я не терпела насилия над собой.
Никогда!
Но сейчас не тот случай.
Пророк перехватил меня за волосы. Оттянул назад голову. Во взгляде вспыхнула злобная же радость.
– Дикая сука точно!
Он склонился надо мной.
Впился в губы поцелуем. Жестко. Больно. Раздавил мягкую плоть об зубы.
До трещин.
Воздух в легких взорвался от притока адреналина. Меня накрыло его звериной аурой. Оглушило до самого нутра.
Стало страшно.
Я же полностью в его власти. Мне никто не поможет. Никто не знает, где я. И все, что остается – найти к нему подход.
Я обмякла.
Подчинилась через силу. Отпустила панику.
И Пророк… меня оставил.
Разжал пальцы. Оторвался от истерзанного рта. Мне показалось, что в его взгляде мелькнуло удивление.
Но думать сейчас еще и об этом было слишком сложно.
Пророк выпрямился надо мной. Пряжка ремня звякнула. Но хотя бы он к ней больше не тянулся.
Я на него не смотрела. Хватала воздух ртом и старалась делать это как можно тише.
Не надо его провоцировать ничем.
Он вдруг отошел. Потянулся к столу, взял еще один лист.
– Думской Никита Алексеевич, – я опять непроизвольно вздрогнула. – Две тысячи восьмого года рождения. Отличник учебной и строевой подготовки, надо же! Настюш, ты реально думала, что если сына в суворовское запихнешь, то его никто никогда не найдет?