Внезапно какой-то тощий невысокий парнишка, что сначала, скользнув взглядом, прошёл мимо, резко обернулся и радостно воскликнул: – «Ивар, ты?». Голос смутно знакомый, да не вспомнить чей. И лицо вроде припоминается, хотя в этом сумрачном тумане разве разглядишь.
– Ивар, бродяга, не узнал что ли? И я не сразу сообразил, что это ты. Идёшь весь ссутулившись, нос уткнул в ворот куртки.
И тут Ивар вспомнил: – Гийом? Ты? Значит снова в Виртенбурге? Вся неразлучная четвёрка?
– Да нет, вдвоём с Метте, вернее втроём – с нами ещё тё… сестра старшая.
– У вас, помнится, дядя здесь или я путаю?
И тут Гийом смутился. Он явно врал, это было заметно, и ему было очень неловко от собственного вранья.
– Так вышло, сестра сиделкой устроилась… Мы тут неподалёку квартирку сняли.
И снова почувствовалась какая-то недоговорённость.
– А-а!.. – только и ответил на это Ивар и опять ушёл в свои невесёлые мысли. Разговор явно не клеился. – Ты, извини, у меня дело срочное. – Бегу. Мы же ещё встретимся? Раз вы теперь в городе, непременно встретимся. Ну, бывай!
И они разошлись, растворились в осеннем тумане.
Ивар наторенной дорогой спустился к набережной Шельды. Это был район ремесленников, тех, кому для работы требуется много воды или же тех, кто работает с огнём – кузнецов, горшечников, стеклодувов. Окна в небольшом домике на задворках были плотно закрыты ставнями. И свет из-под ставен пробивался узкой полосой. Мальчишка стукнул в крайнее окошко условным стуком. Дверь почти сразу скрипнула и распахнулась.
– Ты что так поздно? Мать дома уши надерёт и мне с тобой заодно.
– Не дотянется.
– А то, что волнуется она за тебя, обалдуя, в голову тебе не приходило?
– Ладно, Михаэль, хоть ты не пили, что я, маленький, за меня волноваться? Мы, портовые – парни фартовые, в воде не горим, в огне не тонем.
– Кофе будешь, портовый?
– Кофе буду и от колбасы не откажусь.
– А от супа?
– Ну и от супа, естественно.
– Тогда садись, жди.
– Я пока на полках пошарю.
– Э, деточка, ручки за спину убери от греха – стекло, штука хрупкая.
Михаэль вышел на кухню, а Ивар, демонстративно скрестив руки на груди, направился к шкафам и полкам, где были расставлены вперемешку тонкие графины и какие-то непонятные колбы, вазы, бокалы и обыкновенные банки. Прозрачный шар, величиной с большое яблоко, внутри которого густым кобальтом мерцал, словно дорогой кристалл, узкий многогранник, привлёк его внимание. Этой штуковины он ещё не видел.