– По вам совсем не скажешь. – Она невольно его оглядела.
Фигура у него была вполне спортивная – невысокий, коренастый, но отнюдь не толстый.
– Спасибо, – Семён чуть склонил голову, – вы даже не представляете, ценой каких нечеловеческих усилий мне удаётся оставаться в относительной форме. А что ваш сын? Как ему удалось угодить в столь неприятное место?
Он спросил это легко, без трагичной нотки, просто приглашая к разговору, и весь следующий час Марина рассказывала… О том, как упал Егор, о том, что старшего сына зовут Данила, что он давно занимается плаванием и показывает неплохие результаты, а младший учится в художественной школе. О том, что замуж она вышла в восемнадцать и муж у неё архитектор и что в детстве её чуть не отдали в балет, и слава богу, что не отдали… О том, как после пятилетней зубрёжки японского она решилась на второе образование и стала финансовым аналитиком-аудитором. О давней мечте – купить крохотный домик и наводить в нём уют, о Японии, в которой она была однажды, но цветение сакуры так и не застала, и любимых поэтах хокку и танка.
Телефон дал знать о поступлении сообщения, Марина взяла его и с изумлением посмотрела на Семёна.
– Господи помилуй, полпервого уже! Я же… к Егору собиралась попасть до двенадцати. И он уже спрашивает, где я.
– Это я вас заболтал, – он подозвал официанта, – я на машине, так будет быстрее, мне всё равно ехать в ту сторону, а то пока вы вызовете такси, пока оно приедет…
– Семён, – она посмотрела на него строго и прямо, – мне это всё как-то…
– Что? Не нравится? – Он встал и подал ей пальто. – Наверное, я иногда бываю слишком напорист, но только в тех ситуациях, когда нужно быстро соображать и действовать. Так что? Отвезти вас?
Она колебалась.
– Здесь тоже нет никаких подводных камней, – он сам быстро оделся, – пойдём?
Они вышли в яркий весенний день, в котором влажный свежий воздух мешался с запахами ближайшей пекарни, дороги и невесть откуда взявшегося вишнёвого табака.
Я вижу, как смерть медленно прибирает его к рукам, забирает его с собой. Отнимает его у меня и этого мира. Его глаза то и дело туманятся нездешней пустотой. И мне кажется, что он становится полым прозрачным сосудом, сквозь который просто течёт время.
Он поворачивается ко мне. И смотрит. Просто смотрит. И я понимаю его без слов.