…
… Я не знаю, сколько времени прошло к моменту как я поставил последнюю точку. Может, часа три. А может несколько дней. Вьюга за окном сменилась штилем, а потом началась снова. Я перестал следить за часами, перестал делать обходы. Мой мир сузился до кончика карандаша, листа миллиметровки и цифр, которые плясали у меня перед глазами. Я разговаривал с этим чертежом, материл его, умолял раскрыть свою тайну. Иногда мне казалось, что линии на бумаге начинают двигаться, складываясь в новые, невозможные фигуры. Я тер глаза, и наваждение проходило. Я был на грани.
Откидываюсь на спинку стула. Руки бьет тремор, как у заправского алкоголика. Во рту – вкус перегара и цикория. Я окидываю взглядом свое изделие, но… не чувствую ни радости, ни облегчения. Лишь… понимание. Понимание того, что теперь у меня есть чужое, возможно, нечеловеческое знание. Чуждое этому миру. Не отсюда. Пока что я не могу сказать, что именно оно в себе несет, это мне еще предстоит понять. Может, это карта, схема, координаты. Трудно сказать. Ясно лишь одно.
Это знание несет в себе либо спасение, либо погибель.
Тьму в кабинете разрывала лишь небольшая лампа на потолке. Своими морщинистыми, сухими руками я четко вывожу каждую букву, каждую цифру. Перьевая ручка интенсивно скрипит при соприкосновении с пожелтевшей, шершавой бумагой. Причудливые формулы, которые я понимаю уже на каком-то интуитивном уровне. Суставы ощутимо ноют, мешая сосредоточиться, а ладонь периодически простреливает судорогой. Вдруг ко мне в кабинет заходит девушка. Молодая, с короткими темными волосами и тревожными глазами. Она что-то говорит, жестикулирует, показывая на большую звездную карту на стене. Созвездия не такие, какими я привык их видеть. Сдвинутые. Она просит меня о чем-то. О риске. Но… я не могу. Качаю головой. Слишком опасно, слишком много неизвестных. Разочарованная, она хлопнула дверью и ушла. Я… я так устал от этого всего. Столько лет – и все впустую. Я уже и не надеюсь, что у нас что-то получится, но все же отчаянно пытаюсь не сдаваться и делать все, что могу. Все, что от меня зависит, все, что у меня так хорошо получается… но результатов нет. Наверное, это и есть безумие. Мне жаль ее. Ох… Иду в уборную, чтобы умыться и взбодриться. Смотрю на себя в старое, в деревянной раме, зеркало. Уставшее, испещренное морщинами лицо с поседевшей бородой, а в глазах – вселенская грусть, меланхолия. Окропляю лицо ледяной водой из под крана…