Я слушал, и по спине пробежал колючий холодок. И чего ж там такое стряслось? Семьсот рентген? Неужели … мирный атом… дал сбой? Техногенная катастрофа на электростанции? Быть такого не может…
Но дальнейшее прослушивание лишь уничтожило мои сомнения. Картина, которая вырисовывалась из этих обрывков, была чудовищной. Я машинально потянулся к магнитофону и нажал на запись. Эта информация была слишком важна, чтобы просто упустить её. Переварить это… было нелегко. Сколько людей уже погибло и погибнет еще? Да, вот тебе и мирный атом… Я сидел, откинувшись на стуле, и слушал эти отчаянные голоса, чувствуя себя абсолютно беспомощным. Моя работа здесь, на этом замерзшем краю света, казалась такой бессмысленной по сравнению с тем, что происходило там. Я уже не пытался разобрать слова. Я слушал общую картину – хаос, треск, панику, застывшую на магнитной ленте. Но в какой-то момент посреди всего этого хаоса мое профессиональное ухо уцепилось за некую… деталь, если так можно выразиться?
Это было почти незаметно. На долю секунды, поверх криков и статических разрядов, промелькнул посторонний гармонический обертон. Чистый, почти математически выверенный. Будто кто-то ударил по крошечному камертону. Он прозвучал и тут же утонул в общем шуме. Я лишь мотнул головой. Скорее всего, то был акустический обман, порожденный недосыпом и, возможно, паленой водкой Зубова. Но, тем не менее, ради интереса я решил мотнуть ленту на то самое место, где, вроде бы, послышалось что-то необычное. Треск, снова треск. Крики, стоны… Ужас. И… И вот… опять. Тот же самый чистый тон. Но он… не напоминал фон, шум или помеху. Он вообще не был похож ни на один из известных мне сигналов. Он был… каким-то чужеродным, что ли? Это странно. Залпом опрокинул стакан, который я на всякий случай поставил рядом. Пригодился.
Забыв про все, я наклонился к приборам. Я включил осциллограф, вывел на него сигнал с магнитофона и начал раз за разом прокручивать момент записи со странной помехой. На экране, посреди хаотичных «гор» и «ущелий» человеческой речи и шумов, я увидел её. Тончайшую, едва заметную волну, которая пронзала весь этот шум. У неё была строгая, повторяющаяся структура. Это не было случайностью. По крайней мере, так мне казалось. Я пытался отфильтровать сигнал, старался как-то усилить, прогнать через фильтры, но… тщетно. Он был слишком слаб, слишком похоронен в этом всем шуме. Все, чего я добился, это возможности прослушать его более-менее изолированно. Но это не было музыкой или речью. Это были три коротких тональных сообщения с идеальной паузой между ними и разной высотой. Раз-два-три. И все.