– "Снова видела тебя во сне. Ты молчал. Я кричала. Проснулась с кровавыми полумесяцами на ладонях – видимо, вцеплялась в собственные руки слишком сильно"
Это не поэзия. Это – акт вскрытия вен.
Я не знаю, зачем публикую это. Может, надеюсь, что где-то в параллельной вселенной ты подберёшь эту книгу в магазине, увидишь знакомый почерк и поймёшь. Может, мне просто нужно выпустить тебя из себя, как выпускают птицу из клетки.
Ты мёртв. Я – нет. Но между этими состояниями гораздо меньше разницы, чем кажется.
Прости, что не сказала всего этого тогда.
Прости, что говорю это теперь, когда уже поздно.
Прости за то, что до сих пор пишу тебе письма, хотя знаю, что их некому читать.
Если где-то есть ад, то он выглядит именно так: бесконечное "после", в котором больше нет "нас".
– Аля
Я не успела его увидеть – только почувствовала.
Резкий удар плечом, потеря равновесия, и вдруг – тепло. Его руки схватили меня так быстро, будто он ждал этого столкновения.
Я подняла голову.
Брюнет. На голову выше. Широкие плечи, резкие скулы, густые брови, собранные в лёгкую frown. И глаза – тёмные, бездонные, как ночь в поезде за окном.
Мы не сказали ни слова.
Только стояли так, в странном равновесии:
– Его пальцы впились в мои плечи.
– Мои ноги едва касались земли.
– Между нами – тишина, густая, как сироп.
Потом он отпустил.
Не оттолкнул. Не отстранился. Просто разжал ладони – медленно, будто давая мне время понять, что падать не придётся – и шагнул назад.
Его взгляд скользнул по моему лицу (не увидел, а зафиксировал, как камера), и он ушёл.
Без оглядки.
Без извинений.
Без малейшего намёка, что это столкновение что-то для него значило.
Я осталась стоять, прижав ладонь к груди – там, где под кожей бешено колотилось что-то новое и глупое.
На земле между нами остался только его след – тень от ботинка с потрёпанным шнурком.
“СТОЛКНОВЕНИЕ”
Мир сжался до точки,
До твоего взгляда,
До пальцев на коже —
Прикосновенья снаряда.
Ты поймал, но не спас,
Просто задержал паденье.
Мгновение длиною в раз,
Вечность в одном столкновенье.
Не сказал ни слов,
Не попросил прощенья —
Растворился, как кровь
Из свежего ранения.
А теперь эти строки
Горят, как опалины:
Ты давно уходил —
Я слепая была.
Месяцы, годы —
Всё было напрасно.
Ты уже в небосводе,
А я всё во вчерашнем.
(примечание: Аля рыдает так сильно, что чернила расплываются, а строчки превращаются в реки. Она пишет это ночью, в пустой комнате, и каждое слово – как нож. Последнюю строчку она дописывает уже дрожащей рукой, а потом рвёт лист… но наутро склеивает его обратно. Потому что даже эта боль – часть тебя.)