Стараясь не привлекать излишнего внимания, в обычной одежде китайского сановника средней руки, Елюй Чуцая вышел из неприметно двери, расположенной с тыльной стороны дворца Великого хана Угедея Тумэн-Амгалан. Столичный Каракорум изо дня в день неумолимо разрастался в размерах до самых необъятных пределов, все больше становилось людей, повозок, живности, шума, что было хорошо для государства, но изрядно портило воздух. С этим приходилось мириться.
Пройдя по узким улочкам китайского квартала, миновав по пути, построенные благодаря его усилиям, многоярусную пагоду Бао-та и школу Тайсюэ (прим. – конфуцианская академия) советник вошел через центральный вход в летний императорский парк. Здесь в укромном чайном домике, расположенном сразу за живописным голубым озером, его встретил главный церемониймейстер с наследственным именем Ча Цянь (прим. – по-китайски «перед чаем», буквальный перевод «тот, кто готовит чай»). После серии взаимных поклонов, Ча Цянь проводил его превосходительство в дальнюю комнату, способствующую конфиденциальному уединению и пышно декорированную яркими цветами и восточной живописью. Там его превосходительство уже ждали двое гостей.
Первым встал и поприветствовал сановника царевич Хонгор. Высокий монгол, одновременно гибкий как лоза и твердый как бамбук, он унаследовал от своего отца Хабуту-Хасара (с монг. – Хасар-лучник) – младшего брата Чингиса, легендарную меткость стрельбы из лука. Хонгор, хоть и владел небольшим западным улусам, при императорском дворе не появлялся с раннего детства, и спокойной жизни мелкого правителя предпочел авантюрную стезю. Елюй Чуцая чтил Хонгора как самого верного и преданного нукера.
Чуть запоздав, поднялся и второй. Он не был похож на коренного монгола или другого кочевого народа в изобилии, населявшего степь. Черты лица его скорее свидетельствовали о далеком западном происхождении. О преклонном возрасте, а также об тяжелом жизненном опыте, говорили за него белые, как летнее облако, волосы и следы глубоких морщин, вертикально пересекающих высокий лоб.
Его превосходительство молча поприветствовал обоих гостей приложив правую руку к сердцу и коротким кивком головы разрешил им сесть, после чего и сам опустился на мягкие бархатные подушки, с достоинством приняв позу Будды. Замолчал, закрыв глаза и чувствуя тишину. Где-то рядом громко ревела певчая цикада.