Очередь дошла до бабы Марфы, одинокой старухи, чей муж и сыновья сгинули много лет назад. Она вынесла небольшую связку беличьих шкурок – всё, что смогла наловить за год. Один из хазар презрительно ткнул в связку носком сапога.
– И это всё, старая? Ты смеешься над нами?
Он сделал шаг в ее дом. Через мгновение он вышел, держа в руке единственную шкурку куницы – красивую, с густым зимним мехом. Марфа, видимо, припрятала её для себя, на воротник для старого тулупа. Она ахнула и шагнула вперед, протягивая дрожащие руки.
– Не надо… сынок… это последнее…
Хазарин отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, заставив пошатнуться. Он усмехнулся и уже замахнулся рукой с зажатой в ней плетью, чтобы наказать старуху за утайку.
И в этот момент Ярополк шагнул из толпы.
– Оставь ее, – сказал он негромко, но так, что его услышали все.
Хазарин замер, медленно поворачивая голову. Толпа ахнула. Всеволод попытался схватить друга за руку, но тот уже стоял между воином и старухой. Его рука не лежала на рукояти ножа, но все видели, как напряглись его плечи.
– Что ты сказал, щенок? – прошипел хазарин, его глаза сузились.
– Она отдала всё, что у нее было. Этого хватит, – повторил Ярополк, глядя прямо в глаза воину. В его волчьих глазах не было ни страха, ни почтения. Только вызов.
Воздух загустел. Секунда, и пролилась бы кровь. Но тут вперед, расталкивая людей, бросился староста Боримир.
– Прости его, господин! – запричитал он, кланяясь баскаку. – Молод, глуп, не ведает, что творит! Мы заплатим за шкурку, вдвойне заплатим!
Староста что-то шепнул своему помощнику, и тот метнулся в избу, вынося маленький, туго набитый кошель с серебряными монетами – неприкосновенный запас общины на черный день. Он протянул его баскаку.
Тот долго смотрел то на монеты, то на Ярополка, потом на своего воина. Наконец, он лениво кивнул. Воин, бросив на Ярополка полный ненависти взгляд, сплюнул на землю и отошел.
Унижение было полным. Общину заставили заплатить за собственное неповиновение.
Хазары собрали дань, погрузили на вьючных лошадей и, не оборачиваясь, покинули деревню. Когда стук копыт затих вдали, люди медленно разошлись по домам, не глядя друг на друга. Только Ярополк остался стоять на площади.
Он смотрел на север. Туда, куда уходила река, в неизвестные земли, где не было хазарского следа. И холодная горечь в его душе начала кристаллизоваться в нечто новое. Твердое, острое и бесповоротное. В решение.