Нашёл тату-мастера, который работал ночью. Без записи. Просто зашёл и сказал: «Сделай.» Он даже не спросил что. Я показал пальцем – сюда, под глаз. Просто чёрная капля. Больше ничего. И он понял. Сделал молча.
Про ветку на шее.
Это был другой период. После. Когда я выкарабкивался из внутреннего болота. Помню, как однажды утром, в каком-то совсем рваном состоянии, сидел на кухне. Передо мной – чашка остывшего кофе и окно. За окном серое небо и… чертов куст. Маленький. Перекошенный. Его ветки проросли сквозь бетонный забор.
Я смотрел на него минут двадцать. Знаешь, когда что-то пронзает, как молнией? Я вдруг понял: «Вот же он. Живой. Несмотря на всё это дерьмо вокруг. Несмотря ни на что.»
Через пару дней – набил ветку. На шее. Где видно не всем, но достаточно.
Треугольник на пальце.
Самая спонтанная тату. Без особой подготовки. Сидел у знакомого мастера, просто за разговором. Вино, гитарные переборы, комната полная дыма. И мысль: «Три опоры. Без них я не вывезу.»
Свобода – не продавать себя за то, что не любишь.
Честность – быть до конца собой, даже если это неудобно.
Любовь – без неё всё остальное пустота.
– «Давай прям тут, на пальце.»
– «Ты серьёзно?»
– «Да похрен.»
Он достал машинку, навёл треугольник – и сделал. Минут за пять.
Штрихи на запястье.
Это последняя из всех. Почти последняя. Самая тихая, самая простая.
Знаешь эти строки в черновиках, когда человек перечёркивает что-то, пытается переписать? Вот это про меня. Про незаконченные предложения. Про всё то, что не получилось. Про попытки. Про движение.
Я сидел тогда в своей мастерской. Работы почти не было. На полу лежала стопка книг, в руках – чашка кофе, а в голове – чувство… пустоты, наверное.
И тогда я сам себе сделал её. Без зеркала, без всего. Медленно, с чуть дрожащими руками. Просто линии. Просто память о том, что даже незавершённость – тоже часть пути.
Что я не умею? Вот честно, я абсолютно не умею… танцевать. Ну вот совсем. Ты бы видела это убожество. Мои попытки двигаться в ритм напоминают то ли нервный тик, то ли сбой в прошивке. Пластика? Координация? Не, не слышал. Если я вдруг начну танцевать, люди сначала решат, что у меня судорога, потом что я издеваюсь, а потом – что это концептуальный перформанс про абсурд бытия.
И ещё… я не умею готовить выпечку. Пироги, печенье, тесто – это чёрная магия. Оно должно подниматься, быть воздушным, но у меня стабильно выходит что-то между кирпичом и древним метеоритом. Просто не моё. Я могу пожарить стейк, могу сделать пасту, сварить суп. Но если ты скажешь: «