Когда женщина собирается поесть, выясняется, что тесто пропало, испорчено. Женщина выбрасывает его в воду, и его съедают рыбы. Мы видим здесь, пусть и не аппетитный, но символ именно созревания, преобразования «мировых яиц». Почему он именно таков – понять не трудно. Ведь в результате этих изменений, произошедших с тестом, героиня выбрасывает его в воду, а иначе, она бы его съела, что было бы совершенно неуместным символом на этом этапе событий. Тесто попавшее в воду, а тем более – съеденное рыбами, ясно указывает нам на постепенный переход, на проявление «мировых яиц» в их новых «нигде».
В некоторых версиях мифа, один кусочек попадает на панцирь черепахи и уносится ею. И образ черепахи, и особенно – её панциря, и образ её «уплывания» – всё говорит нам о процессе проявления «мировых яиц» в их новых пространствах, о процессе всё большего погружения их в материю.
Начиная с этого этапа, кусочек теста описывается как живое существо – мальчик, а черепаха – как «бабушка» и, фактически, – его кормилица. Мальчик живёт в пещере с бабушкой черепахой и её мужем крабом и их многочисленными слугами. Появление в тексте двух новых героев, мужчины и женщины, прямо указывает нам на то, что новые «мировые яйца» разделились на «первые Я» и пространства «не Я», то есть, на то, что пробуждение новых «Я» произошло. А то, что наши герои живут в пещере, то ли у воды, то ли в воде, ясно указывает нам на то, что место действия переместилось в пространство материального мира, в глубины материи.
Есть версия, по которой мальчик испражнился на панцирь черепахи во время их пути в пещеру, отчего и возник всем известный узор панциря. Несмотря на сомнительность этого образа, в нём также можно увидеть указание на проявление вовне, да разворачивание. Сложно согласиться с тем, что то, что мальчик выделил из себя, символизирует прикосновение сознания, прикосновение внимания «первого Я» к окружающему ничто. Именно этим прикосновением, то есть – отделением малой части себя, «Я» и сотворило пространство, ведь не зря мы говорим о разделении на «первое Я» и пространство «не Я». Тем не менее, несмотря на неаппетитность этого образа, похоже он говорит нам именно об этом, о пробуждении «Я», и невольном сотворении им окружающего пространства из частицы себя.