Кстати, разбивает горшки мальчик три раза, что вновь напоминает нам о «триединстве», необходимом для воспламенения взрыва, для его возникновения и расширения. В первой части книги мы не раз встречали символ «триединства» в виде трёх повторяющихся событий разнесённых во времени. В мифологии – это, опять-таки, обычное дело. Иногда символ «триединства» используется раньше соответствующего ему этапа, что мы видим и здесь, ведь пока что «первое Я» лишь пробуждается, воспламеняться первым большим взрывом ему ещё рано.
После произошедшего, мальчик наконец-то открывает себя матери. Как ты видишь, это прямо соответствует символу разбиваемых горшков, ведь и то и другое говорит нам о пробуждении «первого Я», о его проявлении на свет, хотя, речь скорее идёт о пробуждении в темноте.
Иногда сюда вклинивается ещё один небольшой эпизод. И, для его начала, образ «триединства» был бы очень кстати. Мальчик дразнит скорпиона, а когда тот бросается на него, убегает к матери прося её о защите. Думаю ты согласишься со мной в том, что в этом маленьком эпизоде мы видим всю историю первого круга творения. В начале этого эпизода мы видим попытку «первого Я», большим взрывом напасть на окружающую его пустоту, показанную здесь как нечто агрессивное, ядовитое, разъедающее. Надеюсь, что ты уже вспомнил змея Мидгарда Ёрмунганда с его ядовитой слюной, которого пытался поймать Тор на своей легендарной рыбалке. Там змей также символизировал пустоту, её леденящее, разъедающее, отравляющее воздействие, или точнее, именно таково ощущение «первого Я» от этой пустоты. В первой части книги мы разбирали этот эпизод подробно.
После чего, «первое Я» в форме первого большого взрыва, почувствовав невозможность достижения желаемого, отступает перед разъедающим ядом и холодом пустоты, убегает и прячется сжимаясь в точку. В данной версии – мальчик убегает от скорпиона к матери, прося её о защите. Этот эпизод явно рассказывает нам о первом круге творения. И кстати, в нём совершенно не наблюдается никаких ненужных символов множественности.
Мама ругает мальчика за разбитые горшки, вообще не признаёт его, а он напоминает ей историю своего рождения.
Трактовка этого момента зависит от того, считаем ли мы его эпизодом следующим за ситуацией со скорпионом, или же он является продолжением ситуации с разбиванием горшков. Иначе говоря, признаём ли мы эпизод со скорпионом частью этих событий?