Поэт, мне думается, должен остерегаться попытки самому истолковывать свои собственные произведения. Но, тем не менее, я должен следовать просьбе переводчика – о подробном вступительном слове, о моём предисловии, чтобы раскрыть намерения, которыми я руководствовался в подготовке этой публикации, с целью пояснения выбора произведений, вошедших в эту книгу.
Цель первая – по возможности, попытаться исправить мнимый образ современной немецкой литературы, той, что ныне, с большим успехом, распространяет тенденции индустрии так называемой западной культуры, которая охотно подхвачена и воспроизводится русскими интеллектуалами, ориентированными на запад. Но есть «потаённая» Германия, есть целая плеяда поэтов, которые не особо желают подчиняться общепринятым, сегодняшним, требованиям государства и гражданского общества, в плане выбора темы или формы творчества, предпочитая не попасть в число раболепных друзей сильных мира сего и крупных издательств, участвующих в раздаче всяческих литературных премий.
Когда, в 1986 году, я основал издательство «Arnshaugk», моя собственная поэзия – ещё ходила в «детских сандаликах», но уже в то время мне был чрезвычайно интересен альтернативный форум, другое звучание, выбивающееся из общей гармонии. С конца 1970-х годов я был активным участником в различных литературных обществах в Мерзебурге, Айзенахе, Потсдаме, Лейпциге и, наконец, в Нордхаузене. Однако в то время я разделял широко распространённое заблуждение о том, что подавление самобытной немецкой литературы было связано только с правлением коммунистической партии в центральной Германии, но, когда я переехал в Мюнхен в 1984 году, то с удивлением обнаружил, что здесь с этим ситуация ещё более катастрофична. В то время, когда коммунисты запрещали – национальное, мифическое и религиозное содержание, «свободный Запад», сводным хором, пел в унисон, преклонившись перед англосаксонским диктатом, считая, что классическая форма произведений является тоталитарной, с которой просто необходимо бороться. Рифма, структура, форма, и, в общем, любая грань подхода к речи, к родному языку, как к языку высокого литературного уровня, выходящему за рамки повседневной жизни, допускались только в области – сентиментальной, такой как музыкальный хит, или комедия, шутка и пародия, и, в тоже время – в произведениях, которые должны были восприниматься «всерьёз», также не должно было быть так называемых «анахронизмов». «Запрет» на рифму был несколько ослаблен после начала этого тысячелетия, но это произошло только потому, что публика совершенно потеряла чувство ритма и чувство гармонии настолько основательно, что пробуждение в массах тяги к народной песне, или чувство радости от фольклора и традиций, всё равно должны были остаться – парадоксальным «нишевым» явлением. Если мне удастся привлечь внимание читателя этой книгой, то наверняка многие поэты-переводчики будут готовы представить русским людям целый ряд немецких авторов, о которых, пожалуй, любитель поэзии не мог и мечтать. В связи с этим – я стою в форпосте этого движения.