– Как думаешь, Гриня, то хто такое непотребство смог учинить, столько душ загубили. Может башибузуки? – Тарас спрашивал своего друга не для того что бы получить ответ, он хотел услышать привычный ответ, который успокоил бы напуганное его естество.
– Тарас, мы с тобой разве мальцы какие или парубки шо и вуса своего не брили? Сколько мы с тобой войн прошли, крови повидали. Ты думаешь башибузуки или иные тати на такое способны: выламывать двери, разрывать людей на части, да же скот весь перебить.
– Не скажи Григорий, не скажи, – пытался уцепиться за оставшуюся соломинку Тарас, – сам знаешь, самый страшны зверь – это человек, когда он зверь.
– Ты следы видел, царапины что на стенах, дверях и полах оставленные, то звериные лапы, звериные. И как бы не целая стая тут намедни пировала. Я почитай с десяток разных следов насчитал. Так что не люди то были, не люди.
Помолчали, говорить, даже всегда словоохотливому Тарасу Голопупенко не хотелось, не та обстановка была. На след стаи решено было выходить рано поутру, по темени не имело смысла уходить в степь или леса, там зверь и днём в своём праве, а уж ночью и подавно.
– Пойду я, проверю нашу находку, как там она, пришла ли в себя, может поведает что нить, – Григорий направился в комнату с найденной девушкой.
– Ты ж четверть часа, как менял ей повязку?
– Надо глянуть, Тарас. Может оклемалась.
– Ну, ну, глянь. А я то же тут оглянусь, есть у меня одна мысля.
Григорий не мог сказать, что так сильно влечёт его к этой деве, но где-то внутри, когда он отлучался от постели раненой, начинали скрести по стеклу ржавыми когтями кошки. Он не мог объяснить себе, а другим бы не дал этого сделать, что в его огрубевшую солдатскую душу сегодня утром, словно тать в ночи, прокралась любовь. И он не знал, что делать с этим новым, неизведанным ранее чувством, но страстно хотел что бы эти ощущения продлились как можно дольше.
Подсев на кровать, аккуратно убрал непослушный локон цвета воронова крыла волос упавший со лба, влажной тряпицей ветер выступившую испарину, чуть смочил водой растрескавшиеся губы девушки. Дрогнули веки и незнакомка открыла пока ещё затуманенные глаза, сфокусировала взгляд на том, кто сидит перед ней, и по мере того, как девушка приходила в себя в её глазах нарастал страх.
– Мама…, тато…