.
Черепан мог бы презреть компромат и, сохранив «верность Родине и присяге», сдать «дивную и загадочную» (адрес питерский, в паспорте отмеченный, запомнил) вместе с «кузеном» её цэрэушным («Этого бить кулаком в темя и вязать на месте!») коллегам из КГБ – пусть разбираются с предателями. И ведь был, был у него поначалу такой порыв! Слушал Черепан змеиную вязь вербовщика, а сам фантазировал, как врежет ему правой, как угомонит рухнувшего на пол приёмом болевым, как свяжет презренного его же рубашкой, на ленты изорванной, как сдаст изменника гэбистам. Это уж потом, минут через десять, фантазии героические поиссякли, и мозг воспалённый стал накручивать гневные тирады руководства гэрэушного, парировать которые было нечем. Скажет, к примеру, на собрании партийном начальник Управления генерал Соколов: «Любовная связь полковника Черепана с агентом ЦРУ – это, товарищи, не просто минутная и аморальная слабость, это потеря профессионального нюха и хватки!» И вывод сделает очевидный, руководящий: «Допустившему такой промах в работе нечего делать в славных рядах ГРУ!» Следом и «товарищи офицеры», однопартийцы хреновы, как пить дать, «за аморальное поведение» из рядов партии единогласно исключат.
Шефа в думах печальных сменил тесть-генерал. «Прикрывать меня в кабинетах высоких родственничек поостережётся, а на слова гневные в кругу семейном скупиться не станет. Сначала ударит кулаком по столу и закричит о смертельной обиде, семье нанесённой: „Я ж к тебе, как к сыну родному, а ты, подлец, с другой бабой связался!“ Потом о личной синекуре генштабовской вслух запечалится: „Ты не просто изменил моей дочери! Курортный флирт с честной советской труженицей я ещё мог бы простить – сам не безгрешен. Но ты, подлец, ты Катерине изменил с подстилкой цэрэушной!“ Яснее ясного: от родственничка жди не поддержки, а дистанции демонстративной. Само собой, и в жизни семейной крутой поворот: тесть и Катерина „смоют позор“ разводом – и ту-ту, паровозик карьерный! Прощай тогда квартира в Брюсовом, прощай дача подмосковная! После фиаско такого – только в завхозы бездомные. А то и в сторожа! И в запой!»
И стало Черепану от мыслей резонных так тоскливо, так беспросветно, что хоть вой. От безысходности стал Черепан поминать лихом супругу законную: «Всё забудет, стерва, всё! И как вешалась на шею молодому красавцу: высок, строен, златокудр Борис Черепан, глаза синие, чистые, в плечах широк, ум остёр, потенция галифе рвёт! И как дауна родила и в приют сдала! А потом с майором – порученцем генеральским – спуталась, счастья материнского на стороне искать стала. Да не вышло счастья – потому как мусор ты, Катька, генетический! Эх, поторопился ты с супружеством, Борька, одно слово – продешевил!»