В ноябре Черепан встретился с «кузеном» ещё раз – там же, на Клязьме. ЦРУ, бормотнул «кузен», пообещало быть щедрым. «Слова, слова, слова», – оценил обещание Черепан, но делать нечего – хозяин положения не он, а ЦРУ, крякнул и подписал бумагу о сотрудничестве. Потом положил руки тяжёлые «коллеге» на плечи, в глаза испуганные взглядом хмурым впился, пригрозил: «Смотри, бди: бумагу в руки лично шефу – я потом проверю!»
«Кузен» лист (для Черепана, попади он в руки гэбистов, смертельный, словно «игла Кощеева»31) сложил вчетверо и равнодушно пихнул в карман внутренний. Потом как-то нехорошо, свысока глянул на Черепана и стал, словно начальник большой, по памяти инструкции наговаривать: на каких радиоволнах и когда слушать цифры заокеанские, какой ключ использовать для раскодировки шифровок, приказы несущих, где, в каких тайниках закладки с отчётами оставлять, какие метки и в каких местах ставить в экстренных случаях, потом удочку свернул и в Москву засобирался.
Черепан разозлился, лексику ненормативную вспомнил, «кузена» силою рядом усадил и ребром вопрос наиважнейший поставил. Не перед «шестёркой», конечно, и даже не перед резидентом цэрэушным из посольства американского – какой с них спрос? – а перед боссами из Лэнгли: дайте, дайте варианты ухода «из этой страны» на Запад! (Перестала Родина быть «его страной» – стала местом, где сребреники изменой зарабатывают.) Понимал Черепан, что ЦРУ попавший «под колпак» КГБ агент не нужен – как и любой другой выработавший свой ресурс расходный материал. Но о спасении близких к провалу агентов в Лэнгли думали – ради других, перспективных, вербуемых, Родине ещё не изменивших, чтобы те знали – о сохранности их шкур в ЦРУ, «если что», позаботятся. Только для этого и спасали в Лэнгли попавших «под колпак КГБ» предателей, выводили из СССР. Ну и ещё чтобы демонстрировали беглецы на постфактумных пресс-конференциях на «Западе свободном» образы «мужественных борцов с тоталитаризмом».
«Хотя какое мужество, какая борьба за демократию! Мне, как и остальным „борцам“, жизнь моя, единственная, неповторимая и обеспеченная, дорога! Она, и только она, любимая! Не спасало бы ЦРУ нас от КГБ, от трибуналов военных и пуль расстрельных, хрен бы мы на Контору заокеанскую горбатились!» – зло думал полковник ГРУ Черепан, и когда бумагу вербовочную подписывал, и когда в мае 1963-го бичом прозябал в пионерлагере подмосковном.