– «Кино смотри, музыку слушай», тьфу! Послушать нечего! Матерщина одна и муси-пуси. В прошлые выходные внук приезжал. Говорю ему, пойди, в баню воды натаскай, а он и ухом не ведёт. А когда отвесил подзатыльник, он вытащил затычку из уха и мне протягивает: «На дед, просвещайся». А сам лыбится в тридцать два зуба. Сунул я эту хреновину себе. Мать моя, у нас бригадир скромнее был, через раз выражался. Забыл, как этого, прости господи, певца зовут. Кажись, на букву «М».
– Мулерман, что ли?
– Сам ты мулерман. Склероз проклятый.
– Может Мигуля?
– Да подожди… Вспомнил! Моргин Штерн! Язык сломаешь.
– Немец, что ли?
– Не знаю, кажись, калмык, но выражается по-русски. То ли дело в наши дни, «гляжу в озёра синие, в полях…», или вот эта, мне очень нравится, «люди встречаются, люди…». Эх, прошли деньки золотые!
– Не пой Кузьмич! У меня куры от такого вокала нестись перестают. Твои старики, небось, тоже были не в восторге от нашей музыки. Им бы Русланову с Утёсовым, а мы «битлами» заслушивались. Есть и у нынешней молодёжи знатный репертуар. Твой ход, а я сейчас в дамки скакану.
– Заболтал ты меня, потому и обыгрываешь. Позавчерась какой день был?
– Пятница.
– Да я не про то. Праздник какой был?
– А для меня пятница раньше всегда праздник был. Не надо спозаранку на утреннюю дойку спешить, чтобы репортаж про передовую доярку настрочить. И в дальние поля не надо добираться к полевому стану, особенно в распутицу. Как представлю, что впереди два дня отдыха, лежи себе, ленись.
– Пятница – развратница. День пионерии – праздник! Ты, небось, и в пионерии не был. Знаю я вашу интеллигентскую душу.
– Почему не был? Был. Просто меня в шестом классе исключили. Я в школьном хоре запевалой был, а тут голос сломался. Да и стыдно уже в таком возрасте затягивать: «Как на тоненький ледок вышел Ванечка-дружок…» Девчонки стали подсмеиваться. Я и забастовал. Кол тогда получил за непослушание. А уж когда в отместку струны на школьной балалайке порвал, тут с меня галстук и сняли. А ты разве не озорничал в ту пору?
– Нет, Ларивон! Твоё озорство политическое, а значит, зловредное, ты всю жисть супротив власти выкобенивался. Помню я статейки твои ехидные в «брехунке». И мне доводилось шалить, но по-крестьянски, безобидно…
– Как это, по-крестьянски?
– Копну с соломой подпалили нечаянно, когда курить учились. Однажды бензин слили с «газона» для своих мопедов, а чтобы незаметно было, мы в бак водички добавили. Да мало ли, всего не упомнишь… Обставил ты меня, давай, расставляй ещё одну, пока стадо не пригнали.