Кровь и шёлк - страница 6

Шрифт
Интервал


Лина – моя противоположность. Мы с ней дружим столько, сколько я себя помню в этой больнице.

Она – терапевт.

Тот, кто вовремя назначит таблетки, и при этом не превратит пациента в статистику. Это ее слова. Она всегда порхает по больнице, как будто у нее под ногами не кафель, а облака. У нее всегда, получается, улыбаться и смеяться. Она легкая. Не потому, что у нее работа легче, чем у меня. Просто она умеет не тащить весь мир на плечах.

Я не умею, а она – да.

Лина Браун – это человек, с которым хочется смеяться даже в три часа ночи, когда ты валишься с ног от работы.

– Моя смена закончилась три часа назад, но ты же знаешь, наши пациенты не заканчиваются. Уже убегаю домой, – я отправила Лине воздушный поцелуй и побежала на улицу. Та в свою очередь усмехнулась надо мной.

Когда я вышла на улицу, утро было стальным и холодным. В воздухе висел дождь, который ещё не начался, но уже давил на плечи.

В воздухе пахло сыростью, листвой, дождем одним словом осенью. Я медленно шла к своей машине, чувствуя, как рабочие сутки висят на моих плечах.

Сев в машину и провернув ключ, я стала ждать, когда она прогреется до нужной мне температуры.

Да, родители бы не пришли в восторг от того, что после тяжелых суток без сна я добираюсь до дома на машине.

Мне было двадцать, когда они погибли.

Мои мама и папа.

Мы приехали в Нью-Йорк, когда мне было четыре года. Я не помню своей жизни в России.

Мой отец был нейрохирургом, и его пригласили на работу в Америку. Мама была поваром. Так они приняли решение оставить жизнь в России и перебраться в Америку.

Я осталась одна. Да двадцать лет – это не возраст ребенка. Но с их уходом я осиротела.

У нас была маленькая, но любящая семья. Та самая, которую показывают в фильмах. Мои родители любили друг друга по-настоящему.

Папа очень много работал, но он всегда находил время на нас с мамой. Я часто вспоминаю наши прогулки в центральном парке. Дома у нас всегда пахло домашней и вкусной едой. Дома царила гармония. Они даже никогда не ругались по-настоящему. У папы было отменное чувство юмора.

Я росла в любви.

Может быть, поэтому я так тяжело переживала их потерю, даже во взрослом возрасте.

Я потеряла не про просто родителей. Я потеряла мир, в котором меня любили просто так – без условий, без требования.

Прошло уже 8 лет, а слезы так и не перестают падать, только теперь я вспоминаю их с улыбкой. Не проходит ни дня, чтобы я не вспоминала их. Они не вернутся, я знаю. Всё, что у меня осталось – это память. Моя любовь к ним не закончилась их смертью.