Зал городского совета дрожал не от шума – от тишины.
Плотная, глухая, почти вязкая, она висела между микрофонами, кожаными креслами и строгими костюмами, будто сама промзона протянула щупальца в сердце власти.
Клиффорд стоял в центре. Его голос только что прозвучал – уверенный, спокойный, точный. Он говорил о необходимости немедленной приостановки всех строительных работ в районе, заражённом «зелёной слизью». Но не произнёс этих слов вслух. Только намекал. И этого было достаточно.
– …речь идёт не только об экологии. Речь о будущем города. Энергетика пространства влияет на ментальное здоровье, на безопасность, на ощущение живого наследия.
Его голос затих, но никто не аплодировал. Даже Ковальский, сидевший в первом ряду, лишь сжал кулаки.
Молчание продолжилось.
Затем зашуршали бумаги. Кто-то кашлянул. Председатель городского совета поднял глаза, тяжёлые, мутные, словно пережёванные десятками комиссий и заседаний.
– Господин Новак, благодарим вас за выступление. Мы учтём ваше мнение.
– Это не мнение, – сказал Клифф тихо. – Это предупреждение.
И вышел.
У дверей его догнал Ковальский. Он выглядел напряжённым, но в нём было что-то новое – тень страха, которого раньше не было.
– Ты перегибаешь. Совет – это не враги. Даже если половина из них кормится из рук Вронского.
– Я не могу больше молчать, Ян, – ответил Клифф. – Ты сам видел. Эта слизь – не просто утечка. Это нечто большее. И оно начинает пробуждаться.
Ковальский посмотрел в сторону огромного окна, выходящего на реку. Там, на горизонте, как всегда, клубилась серость промзоны, и одинокий кран замер, словно следил за ними.
– У меня… были сны, – сказал он внезапно. – Странные. Сначала я думал, что это стресс. Но теперь… Мне снится мой отец. Он зовёт меня туда. Показывает какие-то карты, чёрные чертежи. Я просыпаюсь в холодном поту.
Клифф взглянул на него серьёзно.
– Ты знаешь, что ты чувствительный. У тебя сильная связь с прошлым. Возможно, твой отец… не просто снится. Возможно, он что-то хочет тебе передать.
– Он умер десять лет назад, Клифф.
– В этом городе это не всегда важно.
Позднее, тем же вечером, Клиффорд вернулся к себе. В его квартире, у самой черты Старого Гданьска, было темно. Он не включал свет. Сел у окна, смотрел на реку, на покосившийся мост, ведущий в промзону.