Природа, в свою очередь, наделила человека инструментами для ответа. Люди от Природы унаследовали разум и любознательность, благодаря которым начали раскрывать законы мира и использовать их себе во благо. Так зародились технологии – от простейших орудий до современной науки – как способ поддерживать и даже усиливать порядок в окружающей среде. Человек установил культуру и социальные правила, чтобы обуздать внутренний хаос в обществе: появились законы, мораль, структура государств.
Линнкс – город, застрявший в этой петле. Между природой и аномалией. Средневековый призрак в деловом костюме. И каждый чувствовал его присутствие – не видел, не слышал, но знал: стоит замереть – и город начнёт дышать ему в затылок. Начнёт шептать, скрипеть, касаться ледяными пальцами невидимых рук.
По переебанным артериям его улиц текла жизнь, вечно ищущая, жаждущая, страдающая. Это был город с двумя лицами: одно из них красивое и привлекательное, предназначенное для туристов, а другое – для нас. Гниющая плоть полуживого города – его окраины, где и обитают все мои истории. Здания здесь были серыми и однообразными, словно они были созданы для того, чтобы давить на психику. Все эти многоэтажки, стоящие рядом друг с другом, напоминали огромный забор, отделяющий туристов от реального мира.
На окраинах Линнкса реальность тоньше, чем в центре, будто соткана не из плотной ткани, а из полупрозрачного марева, дрожащего в ожидании подходящего мгновения. Здесь вера отчаянно жаждет обстоятельств, а обстоятельства терпеливо выжидают веру, и стоит им соприкоснуться – рождается чудо или катастрофа.
В этих районах люди ходили иначе. Их походка была настороженной, взгляд – слегка отрешенным, словно они постоянно ждали какого-то сигнала, какого-то скрытого знака. Даже воздух здесь казался пропитан ожиданием чего-то.
Здесь магия была не в ярких вспышках света и не в волшебных словах, а в случайных встречах, во взглядах, пересекающихся чуть дольше, чем принято, в полушёпоте разговоров на лестничных клетках.
Люди здесь знали, что они никогда не станут героями ярких историй, но именно это знание делало их особенными, способными заметить то, что ускользает от других.
Они были живым воплощением того, как вера и обстоятельства порождают нечто удивительное, нечто совершенно невозможное в других условиях. Здесь вера была не громкой, не демонстративной, а тихой и упорной, словно вода, способная сточить камень. Каждый жил с надеждой на то, что когда-нибудь обстоятельства сложатся именно так, как нужно, и тогда его вера проявится, став ощутимой.