Голос в пшенице - страница 3

Шрифт
Интервал


Учительницу звали Елена Владимировна, и ей было около семидесяти. Она была строгой, но доброй и отзывчивой, и, несмотря на свой возраст, продолжала вести уроки с удивительной энергией. Я помню, как она с гордостью рассказывала нам о своих юных годах, о том, как всю жизнь мечтала стать учителем, и как каждый из нас мог достичь своих целей, если приложит достаточное количество усилий.

Но тем не менее в классе преобладала атмосфера отчуждения. Мы были как острова, окружённые морем одиночества. Честнее будет сказать, это я был тем самым островом – со своими тайнами и страхами. И хотя мы проводили время вместе, настоящей близости так и не сложилось. Я часто мечтал о том, чтобы кто-то из них стал моим другом, с которым можно было бы делиться мыслями и переживаниями, но вместо этого оставался в тени своих воспоминаний о матери и под крылом и властью своего отца, не замечающего, как мне не хватает тепла и поддержки.

Если вы хоть раз были в деревне ребёнком, то должны понимать – это скука смертная. Каждый день похож на предыдущий, и бесконечное число повторяющихся дел давит на тебя тяжёлым бременем. Огород требует постоянного внимания: если его оставить без заботы, он быстро покроется сорняками, и все усилия, потраченные на посадку картофеля, кукурузы, гороха и плодовых деревьев, окажутся напрасными. Куры, которые должны были приносить нам яйца, будут голодать, если не покормить их вовремя, а печь без ежедневной чистки станет непригодной для использования, и тогда нам придётся есть холодную еду.

Время от времени я ловил себя на мысли, что мечтаю вырваться из этого замкнутого круга, но, увы, мои обязанности не оставляли мне выбора. Каждое утро я просыпался с мыслью, что нужно сделать: полить растения, накормить животных, навести порядок в доме и в сарае. Эти рутинные дела стали частью моего существования, и я чувствовал, как они поглощают меня, как лишают энергии подобно чёрной дыре, из которой нет выхода.

Но, несмотря на мои детские страдания, я знал, что отец любил меня. Любил по-своему – сложно и противоречиво. Он часто поднимал на меня руку, а его извечное молчание порой было более гнетущим, чем любые слова. Но на нашем столе всегда были свежие овощи и мясо, а по утрам я наслаждался стаканом парного молока и тёплым хлебом со сливочным маслом. Это был его способ заботы. Он не умел выражать свои чувства иначе.