– Что, Софи шалит?
Князь неопределённо кивнул.
– Купи ей обезьяну.
– Обезьяну?
– Я советую, полагаясь на опыт одной парижанки, которая отчаялась научить свою воспитанницу хорошим манерам, пока не купили шимпанзе и не сказали ребенку, что он будет ответственен за манеры обезьяны.
– И помогло?
– Обезьяне – нет, ребенку – да, – Шале, заложив руки за голову, потянулся. – Эх, Жоржи, где была наша с тобой обезьяна!
И рассмеялся.
Босая весна подходила всё ближе, а суетливая старушка ещё мела по дорогам осколки, в городе мелькали обрывки последней вьюги. Но госпоже Прохановой стало плохо от другой непогоды: приезд племянницы был хуже всяких вьюг. Любовь Васильевна и под дверью стояла, и на блины в столовую звала – не помогало. Кузины уединились и болтали без умолку. О чём именно, через закрытую дверь расслышать было трудно, вот и лезли в материнскую голову подозрения, вот и сжимало всё в груди не проходящее беспокойство.
Любовь Васильевна прошлась по дому, заглянула на кухню. Прасковья пекла блины.
– Румяней делай, с корочкой, – велела она девушке, ловко справлявшейся с тяжёлой сковородой. – Масла не жалей, – и продолжила обход, неся в душе никак не унимавшуюся тревогу.
Маша, средняя дочь Любови Васильевны, не была красавицей, да и приданое за неё обещалось не слишком заманчивое, зато Маша была родной сестрой той самой Элен, которая пренебрегла ухаживаниями графа Радневского. Поэтому внимание его сиятельства к Маше при перечисленных выше фактах соотносилось с явлением уникальным. Госпожа Проханова, будучи заботливой матерью, не желала задумываться над причиной такой уникальности. Она поощряла всякое движение графа в сторону Мари и проводила воспитательную работу с домочадцами, стараясь направить события в нужные двери. Любовь Васильевна не могла не заметить при этом отношения к происходящему самой Маши и не без оснований боялась всякого влияния со стороны, которое могло бы повлечь за собой ещё один отказ графу. Мысль о том, что племянница пристроена за состоятельным и уважаемым человеком, каким она считала Топорина, никак не позволяла ей смириться с выбором Элен. Несчастной матери оставалось надеяться, что хоть Мари порадует её удачным замужеством.
В коридор вышел Денис, что-то мурлыча в светлые, лихо закрученные усы. Остановившись перед матерью, он обыденно чмокнул её в щеку.